В один из дней, случилось страшное. Как-то в один из вечеров, суровый кингаль вернулся суровее обычного. На вопрос своего наставника, о причинах столь его хмурого настроения, он в какой-то бессильной злобе отвечал, что никогда не сможет простить тех, кто пытается оправдывать измывательства над беззащитными. И рассказал о неожиданной встрече, произошедшей во время обхода. Эта встреча произошла у одного отшельника, который спрятался от мира вдали от людских глаз и жил как зверь, питаясь лишь тем, чем с ним делилась пустыня. Однако не лишенный человечности, он помогал всем, кто не был с ней в столь же добрых отношениях и ненароком попадал в беду. На этот раз, спасенным оказался один из тех, кого они несколько дней назад разметали по пустыне. Несчастный, брошенный своими соратниками, не желавшими возиться с обузой, несмотря на старания отшельника, умирал. Отшельник, обрадованный нежданному приходу людей, отвел их прямо к нему, думая, что уж они-то, смогут ему помочь. Но увы, даже если бы среди воинов тогда оказался такой целитель, то и он бы уже ничем не смог помочь умирающему. Понимая свое безнадежное положение, полный ужаса перед смертью, он все твердил, что вот его настигло проклятие старухи, над которой они надругались, и теперь его ждут вечные муки ее мести. И то ли, желая очистить совесть перед смертью, то ли, таким образом, хоть немного оправдаться перед покойной ведьмой, он поведал о ней – замученной ими, в отместку за отравленную уху.
– Ама! – Послышался тихий всхлип страшной догадки. И закрывая лицо, Нин убежала, чтобы никто не видел ее слез.
Ее друзья, тоже все поняв, скорбно опустили головы: Эги разрыдалась причитаниями; мужчины же, ошеломленные, молча шевелили желваками. Немного придя в себя, Аш и Гир хотели было броситься вдогонку за бродяшкой, но видя, что их новая знакомая сделала это первой, не стали ей мешать успокаивать бедняжку. А глупый Хувава, поначалу как обычно, на разговоры непонимающе улыбался, но по скорбным и заплаканным лицам, поняв, что старой мамушки и вправду больше нет, разревелся как ребенок, повторяя сквозь сопли, имя несчастной старухи. И Эги, сама вся распухшая от слез, бросилась утешать своего любимчика.
– Скажи, что сталось с этим человеком? – Только и смог спросить Пузур, пересиливая горе.
– Да простят меня боги, я своими руками удушил немощного в постели. – Ответил кингаль и мрачный ушел к себе.
Смотритель, извинившись за своего подопечного, объяснил его поведение, печальной судьбой его родителей, замученных уммийцами и сожженных вместе с домом.
– Тут ведь, только у Энгильсы есть отец и мать, остальные – всё сироты, взращенные назло врагам. Ты думаешь, какой бы еще родитель смог отпустить свое дитя, охранять далекие рубежи родины в столь юном возрасте? – Заключил старик свое пояснение. – Взгляни на них: эти юноши никогда не поднимут руку на слабого, ибо познали в своей недолгой жизни боль потери; они знают цену каждому часу с близкими, и потому не посмеют отнять его у другого. У них разные судьбы, все они осиротели по-разному: чьи-то родители погибли в пожарищах войн, у кого-то родных и близких унесли голод и болезни, а кто-то их и вовсе не знал. Но их объединяет одно – стремление сделать этот мир, полный несовершенства и боли, лучше. Им чужды алчность и чванливость, но у них, как ни у кого, развито чувство справедливости и бескорыстного служения людям. И с кем как не с ними, мужать сыну радетеля справедливости?
***
Как только Энгильсу стало легче, хромой смотритель разрешил им покинуть крепость, но взвалил на них еще и самого поправляющегося, придав в сопровождение двух воинов под предводительством сурового кингаля.
– Стой! – Перегородила ему путь Йар-Мул. – А кто заплатить лекарю за лечение?
– Мы простые воины, и у нас не водится злато, серебро. Но мы очень благодарны юному лекарю и готовы оплатить лечение своим довольствием. – Начал было старик, но Мул не отступала.
– Как неудача – смерть, а удача – крохи со стола? Равноценно же вы, оцениваете последствия лечения.
– Не надо, я же не за плату. – Смутился Аш.
– Вот видишь, и лекарь понимает. – Обрадовано зацепился за слова эштарота хромец, и заспешил удалиться.
Но тут, до сих пор молчавшая Эги, взорвалась бранью:
– Да что он понимает?!!! Мы чуть жизни не лишились!! Мы столько натерпелись, ожидая излечения лугальского отпрыска, а он тут расщедрился! Иишь!! Еще он вздумал отказываться, когда из-за него нас всех чуть не убили! – Смотритель недоуменно выпучил глаза, никто убивать скоморохов вместе с лекарем и не грозился. – А ты петух хромой, и рад, что мальчик ничего в своей жизни не видел и не разумеет!!
– Не надо, не надо. – Неуверенно попытался остановить жену Пузур.
Но она, будто не слыша, продолжала наступать на хромца, приперев его своей бранью к стенке. А Пузур, стыдясь поведением жены, все продолжал ее увещевать.
– Не останавливай меня! – Сердито отстранила плечо от его руки гашан, однако дала себя увести.