Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру

– Наши недруги говорят, что мы служим промозглой мгле, задумавшей ввергнуть мир в бесконечный мрак, что нами движут лишь жестокость и злоба. Но ведь это не так. – С нескрываемой обидой говорил он, удрученный ложью, разносимой по свету. – Мы даже не знаем кто это. Глупцы говорят, что это одно из имен нашей первоматери. Да, мы хотим вернуть мир в лоно матери, в то время, когда все жили от трудов рук своих, когда не было голодных и сирых, когда все были вольны и каждый чувствовал божью благодать. Но при чем здесь, тьма и зло?! Разве мать, может быть жестокой к своим детям, в муках родив и выпестовав их? Для этого надо ее очень крепко обидеть и огорчить, так, что даже самая добрая из матерей, проклянет свое дите, и будет желать ему смерти. А скажите по чести, что нужно сотворить такого, чтобы родная мать, та, что родила и выпестовала, желала бы вам зла? Не ведают, что мать в муках родившая, не может желать своему дитю зла. – Улыбнулся лугаль.

Аш ковыряясь ложкой в ячменной каше, с любопытством разглядывал стяг Нингирсу висевший напротив его глаз, удивляясь, что это просто серое полотнище с изображением плуга. Сидевший рядом с ним Гир, в силу своего прежнего занятия, тоже не оставил знамя Уруинимгина без внимания. Заметив удивленные взгляды гостей, Уруинимгина пояснил им причину такого его вида:

– Плуг, вы знаете, это знак нашего бога Нингирсу, самого познавшего тяжесть труда земного и потому призывавшего и нас относиться с уважением к людям, живущим от пота трудов, и учившего нас жить, по справедливости. Этому стягу так много лет, что пролежав столько времени в пыли и забвении, он потерял свой первоначальный вид. Его прежний цвет выцвел, и никто уже не помнит, какой он был изначально. Оттого и такой он землистый. Вот мы и оставили его так. А я думаю – пусть, какой бы ни был начальный цвет, предав Нингирсу и его заветы много лет назад, и перестав прислушиваться к чаяниям люда, мы потеряли право знать это. Хотя я все еще надеюсь, что своими делами мы заслужим его доверие, и он явит нам знак. Пока же, мы смиренно приняли такой его стяг: это цвет простого люда, это знак уважения к ним, ведь они не могут позволить себе как мы, яркие и белые одежды.

Удостоверившись, что гости насытились, хозяин решил, что пришла пора познакомить бродячих игрецов со своими. Хлопнув в ладоши, он дал знак слугам, чтобы придворные шуты и музыканты почтили скоморохов своим присутствием. Тотчас заиграла музыка, и шуты закувыркались и запрыгали, а юноши и девушки с приятными голосами запели веселые песни. И гости, радуясь общему веселью и также прихлопывая переливам музыки, приходили в восторг от выступления лагашских шутейников. И только Нин, видя счастливое лицо Уринимгины, слегка всплакнула, пожалев свою старую наставницу:

– Бедная Ама, она так хотела его увидеть. И вот теперь мы здесь сидим вместе с ним, а ее больше нет, и она его так и не увидела....

– Не плачь – успокаивала ее Эги, – она видит его оттуда и радуется вместе с нами.

– Ах, если бы это было правдой. – Вздохнула девушка, прислонившись на грудь к старшей подруге, утешаясь в теплых объятиях.

Еще много, хотелось спросить скоморохам у лагашского лугаля, еще много вопросов скопилось у них в головах, но дела государственные и долг перед богами, не позволяли лугалю быть в весельи слишком долго, да и уставшие путники, были не прочь отдохнуть, что им тут же было предоставлено и их отвели в их новые покои.

***

Придворные лицедеи успевшие подружиться с нибирийцами, любезно согласились показать им город и торговую площадь, где в отличие от храмовой – главной площади города, толпы людей толкались каждый день, и где они, частенько любили поплясать и попеть вместе с простыми горожанами.

Впервые за время долгого путешествия, видя счастливые лица, без тени страха и неволи, скоморохи и сами воспряли духом. И у них в стороне бывало, бедные радовались дню: но радость эта была недолгой, со знаком горечи в глазах, с заботой о том как прожить наступающий день. И у них встречались счастливые лица: но это все были лица людей самодовольных жизнью, чьи дома ломились от изобилия, а желудки были наполнены изысканными яствами, и их не волновали чужие страдания. Здесь же они прежде всего подметили, что даже у самых ничтожных, взгляды были без страха перед высшими, как это было в землях Унука и Киша. Что ни смерд, то взгляд полный достоинства, что ни раб, то вера в будущее. Наверно все оттого, что их желудки не сводило бесконечным голодом, и они были уверены, что и завтра сумеют заработать себе на жизнь, не отягощаясь непосильными поборами.