Абандон. Брошенный город

А Хартман уже бежала, и ее скрывала тьма. За долю секунды до того, как грохнул револьверный выстрел, она споткнулась о камень и упала. В ушах у нее зазвенело. Пианистка поднялась и метнулась к далекому серому овалу выхода. Вспышка осветила коридор, и эхо загромыхало между стенами.

Промчавшись по туннелю за десять секунд, женщина вырвалась из ночи в вечер.

Теперь протоптанная обозом тропа вела ее вниз, в сторону Абандона. Ветер сорвал с головы беглянки капюшон, и снег цеплялся за ее волосы, скользил по ее шее. Дом с освещенным окном на западном склоне наверняка был домом самого проповедника. Неужели он соврал насчет индейцев? Неужели придумал это все, чтобы погубить весь город?!

На Мейн-стрит Лана остановилась, согнувшись и хватая ртом воздух, а потом оглянулась – Стивен Коул был уже на середине склона.

Женщина посмотрела на юг, в сторону пустых, темных домов.

Можно попытаться спрятаться там, но он будет охотиться за ней всю ночь.

В другой стороне, на северной окраине, глаза Хартман уловили какое-то движение. Там, у конюшни, собрались отпущенные проповедником мулы.

В сенном сарае неторопливо жевал сено конь-альбинос, оставленный кем-то под седлом, но укрытый заботливо дождевиком.

Лана взялась за уздечку, и жеребец мотнул головой и норовисто заржал, но пианистка не отпустила и погладила его по шее.

Ее ботинок проскользнул в стремя. Беглянка перекинула ногу через спину коня и опустилась на седло. Взяв поводья, она легонько тронула его бока, и альбинос резво выбежал из конюшни и остановился под нависшей крышей.

Снегопад прекратился, и между тучами появился светлый краешек луны.

Наступала ночь, и голос в голове женщины шепнул, что она умрет в пути. Если сделает это.

«Я умру здесь, если останусь», – возразила она сама себе.

В последний момент перед тем, как луна зашла, в ее свете мелькнул силуэт человека, бредущего, прихрамывая, со стороны города к конюшне.

Лана пнула альбиноса в бок и поскакала в темноту.

2009

Глава 75

У Пилы ветер задувал с ураганной силой, разрывая в клочья завесу леденящего тумана и сметая с перевала снег. Держа Эбигейл за руку, чтобы ее не снесло с горы, Скотт поднял какой-то желтый прибор с цифровым дисплеем.

Укрытие они нашли с подветренной стороны, за базальтовыми столбами. Сойер пристегнул к поясным ремням пару карабинов и связал их короткой веревкой, а потом, наклонившись к уху Эбигейл, крикнул:

– Моя «шерпа» показала, что при последнем порыве скорость ветра была около пятидесяти одной мили в час! Держись ближе!

Туман на спуске оказался даже кстати: по крайней мере, Фостер не видела ту бездну, что поджидала малейшего неверного шага с ее стороны. Два дня назад именно на этом участке горы она остановилась, парализованная головокружением и страхом.

Несмотря на сумасшедший ветер, скалистая тропа у вершины лежала под трехфутовым слоем снега.

Скотт шел впереди, и Эбигейл старалась не отставать, чтобы в случае необходимости дотянуться до его рюкзака рукой.

Спускались оба медленно и тяжело.

Прежде чем сделать очередной шаг, Сойер втыкал в снег старую лыжную палку, проверяя глубину снега и ширину выступа, чтобы не наткнуться на карниз. Девушка шла за ним след в след, стараясь не обращать внимание на тот факт, что ее лицо, не защищенное капюшоном куртки, уже не горит от холода, а понемногу немеет.

По мере спуска ураган слабел.

А после шестого поворота Скотт остановился и отстегнул карабины.

В верхней части амфитеатра ветер стих до легкого ледяного бриза. Из облачного тумана путники спустились на равнину с валунами. Снег здесь скрыл все, кроме самых больших камней, и местность напоминала поле из сахарных кубиков.

Примерно через час им удалось достичь границы просеки, и, хотя идти по-прежнему приходилось по пояс в снегу, самая трудная и опасная часть маршрута осталась позади.

Ближе к вечеру путешественники остановились передохнуть на высоте в одиннадцать тысяч футов, в чисто еловой роще. Прошедший холодный фронт разогнал облака и выскреб небо до глянцевой голубизны. Раскопав снег, они устроились под старой елью, съели по питательному батончику и выпили на двоих бутылку воды.

– Пей сколько хочешь, – сказал Скотт. – У меня с собой фильтр, так что с водой проблем не будет.

– Я вот пью и чувствую себя виноватой, – ответила Эбигейл, – ведь у моего отца такой возможности нет.

Ее спутник разломил батончик и выковырнул из него орех.

– Обезвоживание – вещь опасная… – вздохнул он. – Так Лоренс – твой отец?

– Да, но мы не в близких отношениях. Он бросил нас, когда я была еще маленькая.

Девушка взяла бутылку и стала откручивать пробку, чтобы сделать еще глоток, но тут бутылка в ее руках дернулась, а дерево рядом с ней вздрогнуло и уронило кусок коры, ударивший ее по лицу. Из бутылки же пролилось сразу две струйки: одна на снег, другая – на колено Эбигейл.

– Что еще за… – пробормотала она испуганно.

Ответом ей был прилетевший с задержкой откуда-то с амфитеатра звук выстрела.

Скотт толкнул ее в снег.

– Близко? – шепотом спросила журналистка.