– Звук опоздал секунды на три. Если он стреляет крупнокалиберными патронами, то может находиться… в тысяче четырехстах – тысяче пятистах ярдах от нас, – подсчитал Сойер. – То есть примерно в миле. Не исключено, что он бьет с выступа под перевалом.
Вторая пуля прошила рюкзак проводника. И снова, как и в первом случае, звук пришел с небольшой задержкой.
– Представить не могу, как он видит нас через лес, – сказал Скотт. – Ты бежишь первой. Я – сразу за тобой. Беги не по прямой, а зигзагом, между деревьями. Сделай так, чтобы ему было трудно в тебя попасть. Вперед!
Эбигейл выбралась из снега, поднялась и побежала вниз, петляя между елями. Шагов, наверное, через десять ее нагнал звук третьего выстрела. Она оглянулась, но Скотта не увидела. В голове пронеслись тревожные мысли: «Вот пуля ударит, упадешь и выстрела уже не услышишь!»
Выскочив из леса, Фостер оказалась на небольшой полянке, той самой, где они устраивали привал три ночи назад, и, пробежав через нее, нырнула за дерево. Потом, отдышавшись, она выглянула и увидела бегущего через поляну Сойера.
Став за деревом, он сбросил на снег рюкзак.
– Что собираешься делать? – спросила девушка.
– Хочу посмотреть, где этот отморозок. – Мужчина расстегнул рюкзак, сунул в него руку и, пошарив, достал небольшой черный кожаный футляр. В нем оказался компактный бинокль «Никон» с восьмикратным увеличением.
Проводник лег плашмя на снег, приподнялся на локтях, поднес бинокль к глазам и, настроив резкость, навел окуляры на амфитеатр.
С минуту Скотт обозревал склон, а потом негромко сказал:
– Ну вот, попался… Чтоб его! Я думал, мы показали лучшее время, а получается, что нет. Хочешь посмотреть?
Эбигейл легла на снег рядом с ним и взяла бинокль. Сойер показал ей, как подстроить фокус.
– Сначала найди перевал, – велел он, и девушка прошлась взглядом по могучим стенам и ущельям амфитеатра, острым скалистым выступам Пилы, поднимающимся на две тысячи футов над ними, и сияющему под солнцем снегу.
– Есть, вижу.
– Нашу тропинку видишь?
– Да.
– Иди по ней вниз.
Фостер подстроила резкость и медленно двинулась по выступам, повторяя их крутой спуск по дальней стене амфитеатра.
– Вижу, – сказала она наконец.
– Это тот самый парень, который запер вас в шахте?
– Да, Куинн.
Крохотная фигурка среди огромных, изломанных утесов, человек в серебристо-черной куртке только что миновал пятый поворот. За спиной у него висели рюкзак и винтовка с оптическим прицелом.
– Господи… – выдохнула Эбигейл и опустила бинокль. – Куинн уже почти прошел выступы. Таким ходом он скоро нас догонит и найдет по следам.
Скотт побледнел, но от страха или от потери крови, девушка сказать не могла.
– Нам нужно успеть спуститься ниже снеговой линии, – сказал он.
Глава 76
Оба бежали так, что у них горели легкие. Долина расширилась, и они оказались в смешанном, елово-осиновом лесу. На высоте десяти тысяч футов снег доходил только до колена. На девяти тысячах – до середины икры. Копчик у Эбигейл болел так, словно расщепился надвое, правая нога Скотта оставляла за собой кровавый след…
В начале седьмого вечера они добрались до горного озера, возле которого перекусывали в воскресенье днем. Часом раньше солнце ушло за стену долины, и с запада надвинулся флот свинцово-серых туч. Сойер определил высоту по прибору – 8700 футов, – но они все еще стояли по щиколотку в снегу.
– Ты как, держишься? – спросила Эбигейл.
Проводник присел на берегу.
– Болит сильно, – признался он, поморщившись.
– Что я могу сделать?
– Ничего. Останавливаться нельзя, надо спускаться. Думаешь, Куинн остановится?
Они обошли озеро и двинулись дальше, через лес, еще быстрее, чем раньше. Меркнул свет, сгущались и темнели тучи, и вскоре уже все небо закрыла огромная металлическая полоса. Тут и там начали попадаться свободные от снега прогалины, а еще чуть позже снег стал встречаться только редкими островками. Наконец его не осталось вовсе, и Фостер с Сойером побежали по голой лесной подстилке, пружинящей и насыщенной влагой после шедшего два дня холодного ноябрьского дождя.
К сумеркам они вошли в осиновую рощу – стройные серебристые деревья тянулись во все стороны, насколько хватало глаз, причем на некоторых из них проступали арборглифы – вырезанные на коре знаки времен старого Запада. Раньше Эбигейл этого не замечала, но у осин были глаза: сотни глаз смотрели на нее со всех сторон, таинственные темные шрамы на коре, оставшиеся на месте старых ветвей.
Скотт свалился на землю.
– Надо решать, – выдавил он, отдуваясь, – остановимся на ночь или пойдем дальше.
– А ты можешь идти дальше? – спросила журналистка.
Мужчина покачал головой.
– Не думаю. Но ты можешь.
– Я никуда не пойду – ночью, одна да еще с этим сумасшедшим на хвосте! К тому же я и сама едва на ногах держусь.
– Что ж, снега здесь нет, давай поищем хорошее место для палатки. – Скотт с трудом поднялся. – Ширина долины здесь с полмили. Устроимся где-то посередине.