Аббат

Первым ощущением королевы, когда она проснулась, было сомнение в том, что она действительно свободна. Эта мысль заставила ее вскочить с постели: торопливо набросив плащ на плечи, она кинулась к окну. О, радостное зрелище! Вместо хрустальных вод Лохливена, менявших свой вид только под влиянием ветра, пред ней простиралась местность, где деревья чередовались с полянами, заросшими вереском. А в парке вокруг замка расположились войска ее наиболее преданных и близких вельмож.

— Вставай, вставай, Кэтрин! — воскликнула в восхищении государыня. — Иди скорей сюда! Вот мечи и копья в надежных руках и блестящие латы, скрывающие верные сердца. Вот знамена, развевающиеся по ветру с легкостью летнего облачка. Великий боже! Как радостно моим усталым глазам узнавать их девизы: твоего храброго отца, величественного Гамильтона, преданного Флеминга. Смотри, они увидели меня, они спешат к окну!

Она распахнула окно, радостно кивая головой с рассыпавшимися в беспорядке волосами, и приветливо помахала своей прекрасной обнаженной рукой, лишь слегка прикрытой плащом, в ответ на громогласные крики воинов, разносившиеся на много фёлонгов вдаль по окрестностям замка. Когда прошел первый порыв радости, она вспомнила, как небрежно она одета, и, закрыв руками ярко вспыхнувшее от смущения лицо, отпрянула от окна. Причина ее исчезновения была сразу понята и только усилила всеобщее восхищение государыней, которая, забыв про свое королевское величие, торопилась увидеть своих верных подданных. Ничем не приукрашенное очарование этой удивительной женщины тронуло суровых воинов больше, чем это смог бы сделать блестящий парадный наряд со всеми королевскими регалиями. И если даже появление королевы в подобном виде можно было счесть известной вольностью, все искупалось восторженностью момента и той стыдливостью, с которой она поспешно отступила от окна. Одни возгласы, не успевая отзвучать, переходили в другие, и гулкое эхо разносило их по лесу и прилегающим холмам. Многие в это утро поклялись на крестообразной рукояти своего меча, что их рука не оставит оружия до тех пор, пока Мария Стюарт не будет восстановлена в королевских правах. Но что значат подобные обещания, чего стоят надежды человеческие? Спустя какой-нибудь десяток дней все эти доблестные и преданные приверженцы Марии были либо убиты, либо пленены, либо обращены в бегство.

Мария Стюарт опустилась в ближайшее кресло и, все еще раскрасневшаяся, но с улыбкой на устах, воскликнула:

— Что только они обо мне подумают, ma mignonne? Показаться им с обнаженными ногами, торопливо сунутыми в спальные туфли, укрывшись одним лишь этим плащом, с распущенными волосами, голыми руками и шеей! Скорее всего они подумают, что пребывание в заточении помутило разум их королевы. Но мои мятежные подданные видели меня на последней грани отчаяния. Почему же я должна соблюдать более строгую церемонию, являясь перед теми, кто мне верен и предан? И все-таки позови Флеминг. Надо полагать, она не забыла пакет с моими платьями? Мы должны одеться со всей возможной роскошью, mignonne.

— Боюсь, ваше величество, что наша добрая леди Флеминг была не в состоянии помнить о чем бы то ни было.

— Ты шутишь, Кэтрин, — сказала королева оскорбленным тоном. — Насколько я знаю, на нее непохоже так забыть о своих обязанностях, чтобы лишить нас возможности переменить туалет.

— Об этом, миледи, позаботился Роланд Грейм, — ответила Кэтрин. — Он бросил в лодку сверток с платьями и драгоценностями вашего величества перед тем, как побежал запереть ворота. Я никогда еще не встречала столь неловкого пажа — сверток чуть не угодил мне в голову.

— Убытки он возместит твоему сердцу, девочка, — со смехом ответила королева Мария, — и щедро заплатит за эту обиду и за все прочие. Но позови-ка Флеминг, и пусть она оденет нас для встречи с нашими верными лордами.

Столь усердны были старания и столь велико искусство леди Флеминг, что Мария вскоре предстала перед собравшимися вельможами в наряде, какой приличествовал королеве, хотя он и не мог затмить ее природное очарование. С самой подкупающей любезностью выражала она каждому из них в отдельности свою искреннюю благодарность и удостоила своим вниманием не только всех пэров, но и некоторых менее знатных баронов.

— Куда же нам теперь направиться, милорды? — задала она вопрос. — Какой путь вы посоветуете нам избрать?

— В замок Дрэфейн, — ответил лорд Арброт^{233}, — если это будет угодно вашему величеству. Оттуда в Данбартон^{234}, где ваше величество окажется в полной безопасности. А тогда мы посмотрим, устоят ли эти изменники против нас в открытом поле.

— Когда же мы отправимся?

— Мы бы предложили, — ответил лорд Ситон, — если ваше величество не слишком устали, седлать коней сразу же после завтрака.