– Сперва я не знал. Я знал, что что-то не так. Все это изображение дароменки – оно было слишком идеальным. Все твои жесты и манеры… Каждый слог произносился с самым искрящимся акцентом чистокровной высокородной дароменки. Ясно, что ты путешествовала, а никто из путешествующих не сохраняет свой акцент в такой чистоте.
– Немногие уловили бы подобные тонкости. Твоя подруга аргоси научила тебя этому?
Я пожал плечами.
– Кое-чему. Но все это только сказало мне, что ты что-то скрываешь. В конце концов, все вернулось к тому дню в башне аббата, когда я только что прибыл. Ты пришла, чтобы найти меня возле его кабинета.
– Помню. Ну и что?
– Ты ненавидела меня.
– Ненавидела? – Она засмеялась. – Я практически тебя обольщала.
– Да. Со мной такое не часто случается. Люди, как правило, находят меня слегка отталкивающим, пока не узнают поближе. После этого им обычно хочется меня убить, но тебе не нужно было ждать так долго. Турнам даже сказал на следующий день, что тебе полагалось убить меня.
Она заколебалась, но ни на миг не отвела глаза.
– Он сказал, что ты – джен-теп. Я давным-давно поклялась, что Сутарей будет единственной из твоего народа, кого я стерплю. Поэтому я пришла, чтобы соблазнить тебя. Заставить тебя пойти со мной на утес. Многие люди, которые впервые сюда приходят, когда видят, что демон появляется из того, у кого такая же болезнь, как у них, просто делают шаг прямо с края скалы. Ни у кого не возникло бы вопросов.
Турнам. Диадера. Наверняка Гхилла. Сколько здешних людей хотели убить меня, едва увидев?
– Так что же произошло? – спросил я.
Кончики пальцев Диадеры провели по извилистым черным линиям вокруг моего глаза.
– Одинокой, – сказал я вслух.
Она кивнула, убрав руку.
– Твоя подруга медек – она сказала тебе, что это такое? Просыпаться каждый день и знать, что твоего народа нет? Что все они убиты, жестоко, ужасно, и что никто не пролил о них ни слезинки?
– Мне жаль.
– Прекрати это повторять! Мне не нужна твоя жалость.
– Нет, я не имею в виду, что сожалею о том, каково быть медеком.
Я отошел от решетки.
– Я не знаю, что чувствуешь, когда теряешь свой народ. Я знаю только, что чувствуешь, когда твои соотечественники ненавидят тебя, охотятся на тебя и желают видеть тебя мертвым.
– Тогда ты должен хотеть увидеть их страдания! – Диадера так крепко сжала прутья, что побелели костяшки пальцев. – Джен-теп презирают Черных Теней, Келлен! Ненавидят их так же сильно, как ненавидели мой народ, а ты знаешь, что они сделали с нами! Даже твоя подруга, трехпалая девочка с гиеной, сбежала от тебя, как только увидела остальных и поняла, кем тебе суждено стать. Они больше не твой народ, Келлен. Ты должен хотеть увидеть, как джен-теп будут стерты с лица земли!
– Я хочу этого, – признался я. – Иногда хочу так сильно, что почти желаю, чтобы демон внутри меня одержал верх.
– Так объединись с нами! Пообещай работать с аббатом и…
Я покачал головой.
– Проблема в том, что я продолжаю думать о своей подруге. Ее зовут Фериус Перфекс. Она спасла мне жизнь, а потом полностью перевернула ее вверх тормашками. Самая сумасшедшая персона, какую только можно встретить. Несмотря на все, что она видела, несмотря на все уродливое, что показывал ей мир, она встает каждое утро и пытается его спасти. Не только пытается спасти – делает это с радостью. С радостью, Диадера. Каждый шаг она делает на Пути Полевой Ромашки. Ты можешь такое себе представить?
Некоторое время царило молчание, но, наконец, Диадера сказала:
– Похоже, она удивительная. Жаль, что я не встретила ее раньше.
– Ты все еще можешь ее встретить.
– Нет.
– Есть одно, чему я научился, странствуя по длинным дорогам: никогда не поздно, если только ты сам не решил, что все потеряно.
Ух ты. Фериус гордилась бы этой фразой.
– Эта женщина, эта Фериус, которая, по твоим словам, спасла тебе жизнь? Аббат спас меня. Он научил превращать в силу всю мою ярость и беспомощность. Вместо того чтобы жить в страхе перед Тенями, я использую их, чтобы защищать людей, которые дороги мне. Вместо того чтобы прятаться от врагов, я заставляю их прятаться от меня.
– Звучит благородно. Не могу поверить, что никто не сложил об этом песню.
Она не клюнула на приманку.
– Моя жизнь будет короткой, а смерть – ужаснее, чем у большинства. Я не могу позволить себе ждать любви или дружбы, не могу позволить себе любой лжи, которую говорят люди, чтобы утешиться. Но я все-таки могу найти удовольствие и цель и извлекать из них всевозможное утешение… Пока могу.
– Даже если это означает помочь аббату исполнить ритуал отрицания над его врагами? Ты действительно с этим смирилась?
Не отводя от меня взгляда, она распахнула пальто и расстегнула рубашку ровно настолько, чтобы я смог увидеть верхнюю часть отметин, которые она вырезала на своей коже.
– О, Диадера… зачем?