Абджед, хевез, хютти...: Роман приключений

Общее дыхание экспедиции захватила острая секунда мимолетного помешательства. Весь побелевший Броунинг только отвел взгляд в бок от заседания совета и стал ждать минуты своего пробуждения. Надорванный вопль Галины остался без ответа. Когда Сережа отвел от смятенных глаз ладони, он убедился, что с последней минуты ничто не изменилось. Гнусные чудовища продолжали занимать заседательские места.

То, которое заняло кресло и костюм недавнего оратора, казалось человекоподобней остальных. Оно всего-навсего вываляно распухшим лицом в белом пуху, непереносимыми для взгляда казались только красные разорванные ноздри. Шесть заседателей имели мужественные и розовые львиные морды. В надбровных дугах лежали страшные, глубокие тени.

«Так вот были сфотографированы когда-то кратеры на луне», — метнулось Сережина память и снова замерла.

Семь пар верхних конечностей Великого Совета неподвижно лежали на столе. В конце концов это были бедные, покалеченные человеческие руки! Очередь метнуться настала для памяти ослабевшего, как ребенок, Уикли: реклама «Уродонал Шателена».

Председатель заговорил своим благообразным твердым голосом:

— Вы успокоились. О достоинствах и недостатках аппарата ваших непроизвольных рефлексов поговорим потом. Теперь вы узнаете, если не догадываетесь. Еще мгновенье выдержки.

— Мы — республика Прокаженных. Мы — усовершенствованный автономный лепрозорий ТССР… правительству неизвестный. — Он широко и радушно улыбнулся. Это была первая улыбка за время пребывания пленников в республике.

— Маски сняты, — закончил председатель. — Не правда ли, у нас изумительно поставлен «Институт Красоты»? Сейчас мы их натянем снова.

* * *

Тайна «Неулыбающейся Республики» открылась настежь. Товарищи, потрясенные и отупевшие, спустились в парк и сели около большого бассейна. Происшедшее казалось настолько величественно, ужасно и жалко, что ни у кого из членов злополучной экспедиции не нашлось нужных слов. Теперь их крепко объединило опасение остаться навсегда у «великих посвященных». Мнительный Козодоевский уже чувствовал себя прокаженным, и опасливая рука упорно нащупывала надбровные дуги.

Блестящая луна, полная и легкая, вышла из-за купы ближайших гор. Она холодно осветила приближающийся хитон одного из диктаторов Республики, не присутствовавшего на Совете и знакомого путешественникам по прежним коротким и дружелюбным беседам. Прокаженный опустился на одну из мраморных глыб.

— Мир вам, друзья. Не правда ли, как хорошо? Чудесная ночь.

Общее молчание не стесняло его.

— Вы потрясены, не правда ли, друзья мои? Но поймите, рано или поздно вы узнали бы об этом. О больших событиях говорят громко. Тайн не замалчивают, когда истекают сроки загадок. С сегодняшнего дня вы полноправные республиканцы, а с завтрашнего каждому из вас Совет поручит работу.

Сережа пошевельнулся.

— Вам не нравится, по-видимому, такое положение, — дружеский голос приобрел жесткость и сухость крыльев саранчи. — Но мы не звали вас к себе. А если вы пришли, то для нашего спокойствия должны быть обезврежены. Для этого есть два выхода: или жизнь в нашей республике, это вы, кажется, назвали ее «неулыбающейся», — поглядел он на Броунинга, — хорошее название, — или смерть. Второе производится здесь легко и безболезненно, но я думаю, что вы слишком разумны для второго.

Внезапно Сергей поднялся с места. — Вы правы, конечно. Простите, я до сих пор не знаю, как вас зовут.

— Федоров. Профессор Федоров.

— Так вот, профессор Федоров, я нахожу, что вы все-таки правы. Ваша республика достаточно ладно устроена, хотя мне все это не нравится. Раз нет другого выхода, мы будем работать, но я хочу знать, когда мы можем рассчитывать на свободу.

Профессор поглядел на луну: — Я думаю, вам самим не захочется расстаться с нами.

— Ну а в противном случае?

— Свобода понятие растяжимое. Все таки, могу рассчитывать, что она не за нашими горами. Здесь лучше, чем в вашем мире. Вы еще не присмотрелись к нам. Здесь вы будете жить среди людей высококвалифицированного интеллекта. Каждый из вас будет заниматься тем, чем он захочет, вернее, к чему он способен. Да это не жизнь, это просто утопия!

— Скажите, профессор, — подхватил Броунинг, — вероятно, у вашей утопии есть своя религия?

Профессор покровительственно рассмеялся:

— Нет, друзья, у нас, у мужчин, нет религии. Ни своей, ни чужой. Мужчины нашей республики не думают о боге. Религия отдана женщинам, хотя и им предоставлено право быть мужественными. Многие из них ничем не отличаются от нас. Но женственные женщины владеют особым тайным культом.

— А сколько человек насчитывает ваша республика?

— Здесь?

— Да, здесь.

— Мало. Очень мало. Но это ровно ничего не значит! Наши границы охраняются от внешнего мира строже, чем живые люди охраняют свои границы от нас — от живых трупов.

— Неужели никому не удавалось бежать отсюда? — откровенно спросил Арт.