Абель-Фишер

Впервые о зомбировании, в ту пору малоизвестном и совсем непонятном, я услышал от Абеля. Познакомился он с неким Геслером, доктором по специальности. Врачом мистер Геслер оказался необычным — служил он в Центральном разведывательном управлении, куда пригласил его сам директор Аллен Даллес. Геслер был назначен заместителем директора и руководил всеми работами по психологическим исследованиям и психообработке. Это под его началом разрабатывались модели психологического воздействия на вооруженные силы и гражданское население государств — потенциальных противников США.

Абель несколько раз встречался и с Геслером, и с лицами из его окружения. Подробная информация о работах американцев по психопрограммированию людей, а по-простому — зомбированию, была послана в Центр. Рассказывая об этом, Рудольф Иванович тогда признался:

— На свой доклад я получил лаконичную рекомендацию: впредь «не распыляться, а сосредоточить усилия на добывании ядерных секретов…».

О разведдонесении Абеля вспомнили несколько лет спустя — поводом послужил арест на Кубе некоего Хуана Костаньего, засланного из США. Вел он себя во время допросов крайне странно, и арестованного тайно доставили в Москву. Лучшие наши психиатры обнаружили: в Костаньего уживаются как бы четыре личности. Во-первых, он сельхозрабочий. Во-вторых, считает себя американцем, прошедшим специальную подготовку и обученным диверсиям. В-третьих, он незаурядный человек, заброшенный на Кубу для убийства Фиделя Кастро. И, наконец, в-четвертых, он — самоубийца, жаждущий покончить с собой после совершения акта возмездия. Костаньего оказался американцем кубинского происхождения.

Тут и вспомнили про донесения Абеля… Их подняли из архива, запросили резидентуру в США, и оттуда подтвердили, что Геслер реально существует и возглавляет отряд психологов и психиатров, работающих над проблемой программирования человеческого подсознания. В идеале цель ставилась так: воспитать агента-камикадзе, готового покончить с собой после выполнения задания. Нашим ученым удалось выявить, какой механизм кодирования применяли сотрудники ЦРУ при работе с Хуаном Костаньего. Жаль только, что донесение Абеля долго пролежало без движения…

Уход всегда внезапен

С Рудольфом Ивановичем мы продолжали видеться и после выписки из больницы. Переписывались, обменивались впечатлениями. Хотя Абель был по-прежнему приписан к своему закрытому управлению, никаких ограничений на встречи, по крайней мере для меня, не было. Приезжая в Москву, я обычно наведывался к нему в дачный домик. Последний раз я навестил Рудольфа Ивановича в июле 1971-го. А еще до поездки послал по знакомому адресу письмо с рукописью моей книги о нем, которую в случае одобрения Абеля предполагалось опубликовать в журнале «Кубань».

Солнечный июльский день, Рудольф Иванович, открывающий мне калитку и чему-то улыбающийся. Беседовали в небольшой комнате, где обычно работал мой собеседник. Все вокруг говорило о том, что вкусы хозяина чрезвычайно разнообразны: здесь и картины, и зарисовки, и листки с расчетами. Был он исключительно эрудированным и талантливым человеком. При этом — простым в быту: дома никаких богатств и излишеств. Богат был иным — народной любовью. Как-то в одном из чекистских клубов объявили о встрече с разведчиком. Приехал я туда с опозданием, у входа — толпа. Зал забит до отказа, а люди просят пропустить, чтобы «увидеть и послушать Абеля»…

В разговоре о моей книге с выводами он не торопился. Интонация его всегда спокойная, оценки — взвешенные. Он как бы призывал и меня дать более полный и глубокий обзор описанных в этой работе событий. В конце нашего разговора я искренне порадовался: мою рукопись ее главный герой одобрил.

Когда покидал гостеприимный домик, вечер казался теплым, легкий ветерок ласкал лицо. Деревья весело покачивали ветвями, птицы разноголосо прославляли этот мир…

Прошло несколько месяцев, и вдруг 17 ноября 1971 года — некролог в газете «Красная звезда».

Рукопись мою «Абель в стане врагов» краснодарский журнал «Кубань» опубликовал уже после кончины Рудольфа Ивановича. Лет пробежало с той поры много, но когда думаю о нем, мысли эти доставляют мне чувство радости. Благодарен я судьбе за то, что свела с ним и позволила учиться искусству жизни. Прислушиваясь к советам Рудольфа Ивановича, всегда потом убеждался, насколько он прав.

И еще признание. Порой мне казалось, что он не просто сотрудник разведки, а нечто более — словно бы посланник какой-то высшей субстанции, помогавший своей стране отстоять безопасность, а значит, сделать жизнь народа спокойной и достойной.

Писатель под грифом «секретно»

Банально, а что поделаешь: если человек талантлив, то во всем. Но тут давайте не переигрывать. Основные таланты разведчика-нелегала Фишера проявились все же не в шелкографии, и даже не в любимой живописи, и не в писательстве. Хотя, вернувшись домой из Штатов, Вильям Генрихович помимо основной работы с удовольствием брался и за другие дела, далекие от его профессии.