Абени (СИ)

Он звал меня снова и снова, и с каждым разом его голос становился всё злее. Я слышала, как он начал яростно переворачивать лодки и порадовалась, что мы не под одной из них. Потом я поняла, что он приближается и меня охватила паника, Абени под моей рубашкой тихо захныкала — так сильно мои пальцы сжались на её плечах.

— Эй, Руд! Нашёл их? — голос одного из убийц остановил отца на полпути к нашей лодке.

— Нет, но они не могли далеко уйти.

— Брось, нам надо сваливать. Деревенские там с дубинками собрались, грозятся нас отделать, если не уберёмся.

— Да плевать на них! Надо найти её!

— Руд, их больше, а у нас кроме тесаков ничего нет. Пошли, вернёмся позже.

Когда они ушли, я не верила нашему счастью, сжав сестру в объятиях, я рыдала, как никогда раньше, а она вытирала мне слёзы своей белой ладошкой.

Несмотря на спасение, мы до рассвета просидели в своём убежище, дрожа от холода и страха, что убийцы вернутся. А утром рыбаки отвели нас домой, где нас встретила заплаканная бабушка Эбел.

Оказывается, когда трое охотников за альбиносами вломились в дом, они просто отпихнули бабушку с дороги. Она упала, а потом, стоило убийцам побежать за нами, бросилась по соседям. Она плакала, умоляла их помочь и смогла собрать целую толпу, которая и выгнала чужаков из деревни. Вместе с моим отцом.

Следующая неделя была для нас настоящим адом. Мы боялись, что они вернуться, но уже с серьёзным оружием, и не спускали с Абени глаз, а на ночь мы с ней уходили спать к озеру, в одну из старых лодок, стоящих в зарослях буркеи.

Когда приехали люди из Красного креста, бабушка Эбел попросила их отвезти нас в Кабангу, город, в котором была школа для инвалидов, куда начали принимать и альбиносов. Мы слышали, что школа охраняется солдатами местной армии, чтобы уберечь детей от охотников. При школе был и приют для сирот.

Меня тоже взяли в эту школу, чтобы я следила за сестрой. Там я и научилась читать и писать, там же, глядя на увечных детей, поняла, что хочу стать врачом. Я хорошо училась и смогла достичь своей цели — помогать людям и сделать жизнь Абени как можно лучше. Бабушку я больше никогда не видела, но, уезжая, я знала, что так будет. Ради сёстры я была готова на всё.

Даже сейчас я иногда просыпаюсь от бешеного сердцебиения, перед глазами так и стоит отец с тесаком в руке. В ту далёкую ночь я впервые познала, что такое настоящий ужас и отчаяние от предательства.

Доктор Нгабе резко замолчала и обессилено откинулась в кресле. Зябко передёрнув плечами, она вздохнула и посмотрела на журналиста.

Тот снова зашуршал бумажками, и, явно впечатлённый рассказом, осторожно задал вопрос:

— Как ваша сестра сейчас?

— Она умерла пять лет назад от рака кожи, — ответив, доктор Нгабе снова замолчала, явно не горя желанием развивать эту тему.

Журналист нервно пробежал глазами список вопросов, выбрал ещё один:

— Насколько я знаю, вы являетесь основателем приюта при больнице, так же вы на добровольной основе занимаетесь лечением детей-альбиносов и были одним из ярых защитников программы по ужесточению наказаний за их убийства. Вы не боитесь мести со стороны охотников за альбиносами, всё-таки это большая преступная ниша, делающая деньги на альбиносах.

Женщина посмотрела на журналиста, казалось, в её глазах загорелся огонь после его вопроса.

— Благодаря мне и ещё многим неравнодушным у нас в стране за убийство альбиноса теперь дают пожизненное заключение. Точно такого же наказания мы сейчас требуем для тех, кто не убивая несчастного, калечит его, отрубая какую-либо конечность, желая избежать большого срока. Боюсь ли я? Нет. После смерти Абени я перестала бояться чего-либо. Вся моя жизнь была сосредоточена вокруг сестры, вся забота, все мысли, все страхи. С её смертью всё это ушло, осталось только желание наказать негодяев, губящих невинные жизни. И я этого добьюсь.