Аберистуит, любовь моя

Когда я прибыл на Кантикл-стрит, миссис Ллантрисант уже мыла крыльцо. Она мыла его каждое утро – и каждое утро наводила порядок у меня в кабинете, а также проделывала еще ряд вещей, которые я настрого запретил ей проделывать. Но она не обращала внимания. Мать ее драила это крыльцо, как в прежние времена – ее мать и ее прамать. Наверное, когда-то в горной крепости Железного века к югу от города накрашенная синей вайдой намыливала менгиры своя миссис Ллантрисант. Оставалось только принять факт, что помещение оборудовано ею, как электрической розеткой.

– Боре да, мистер Найт!

– Боре да, миссис Ллантрисант! Добрый денек?

– А как же!

Тут нам традиционно полагалось несколько минут углубляться в вопрос, с чего именно он добрый, этот денек. В чем нам помогало сравнение его с аналогичными днями из предшествующих лет, чьи характеристики миссис Ллантрисант держала в голове, как иные – удачные голы кубковых игр с 1909 года. Однако на сей раз ей было не до того – она, как младенец, подпрыгивала на месте в нетерпеливом возбуждении, распираемая желанием выложить секрет. Костлявый белый палец лег мне на предплечье.

– Угадайте, что стряслось! – ликующе проговорила она.

– Что? – сказал я.

– К вам клиент!

Оказия нечастая, но никак не заслуживает подобного фурора.

– Сроду в жизни не догадаетесь кто!

– Ну так надо, наверное, пойти и посмотреть, да?

Я переступил сияющий сланцевый порог, но палец миссис Ллантрисант вкогтился в мою руку. Она воровато оглядела улицу и понизила голос, будто опасаясь, что едва только слово слетит с ее уст – кто-нибудь умыкнет клиента.

– Это Мивануи Монтес! – прошипела она. – Знаменитая певица.

Возбуждение костром полыхало в ее взоре, и кто бы мог подумать, что миссис Ллантрисант по три вечера в неделю проводила под дверью ночного клуба, где работала Мивануи Монтес, раздавая листовки и провозглашая певицу блудодейкой.

Контора моя делилась на приемную и кабинет. Однако миссис Ллантрисант обычно пускала клиентов прямо внутрь, хоть я и говорил ей этого не делать. Мисс Монтес сидела на клиентском стуле спиной к двери; она подскочила, когда я вошел, потом привстала и приобернулась.

– Надеюсь, вы не против, что уборщица пустила меня.

– Знаю, она такая.

Она посмотрела на вешалку в другом углу комнаты – там висела широкополая соломенная шляпа.

– Я воспользовалась вашей вешалкой.

– А номерок взяли?

– Нет.

– Всегда требуйте номерок, мисс Монтес, а то вдруг появится еще один клиент, и начнутся недоразумения.

Секунду она озадаченно таращилась на меня, потом захихикала.

– Миссис Ллантрисант говорила, что вы станете меня дразнить.

Я сел в кресло напротив.

– Что еще наговорила она за то время, пока должна была драить мое крыльцо?

– Вы на нее сердитесь?

– На кого?

– На миссис Ллантрисант.

Я покачал головой:

– Что толку? На нее не действует.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Вы не хуже меня понимаете, что им облеплены все свободные стены отсюда и до вокзала.

Комплимент, если это был комплимент, вызвал у нее улыбку; подложив под себя ладошки, она подалась вперед. Ее роскошные волосы, цветом и блеском напоминающие конские каштаны, только что вынутые из скорлупы, водопадом пролились на лицо. Да уж – не узнать ее я не смог бы. Черты лица у нее оказались гораздо мягче, нежели изображалось на черно-белых афишах, расклеенных по всему городу; но одно сразу выдавало, что передо мной знаменитая клубная певица Аберистуита, – родинка в аккурат на границе между кончиком рта и начальцем щеки. Мивануи глядела на окно и щурилась, поэтому я пошел и опустил жалюзи; вид открывался на сланцевые крыши городского центра и далее на горную крепость Железного века на Пен-Динас, и еще далее – на четыре трубы леденцовой фабрики, уже изрыгающие розовый дым.