Абхазская повесть

Оставшись один, он продолжал читать. Его заинтересовало, что, будучи вполне здоровым, Майсурадзе не служил в царской армии, хотя в первый год мировой войны ему было двадцать четыре года, а к концу войны, когда нехватка в «пушечном мясе» была особенно велика — двадцать восемь. «Предположим, откупился, — подумал Иван Александрович, — ну а при Временном и при меньшевиках — тоже откупился или «на иждивении родителей»? Или служил в Народной гвардии, а то и в особом отряде Джугели? («Срочно проверить по архивам все эти годы!»). Наград не имеет («Ясно, откуда же!»). Не судился. Да, таков старший инструктор Абтабсоюза. Не слишком ли часто он ездит в Москву и Тифлис? Не слишком ли много, даже для инструктора, разъезжает по районам? И потом, это странное пристрастие к «бывшим», посещение их, долгие беседы. Наконец, встреча с приехавшим из Москвы, из ВСНХ, Михаилом Михайловичем Капитоновым на квартире у председателя Абтабсоюза Назима Эмир-оглу. Странная встреча, поздно вечером, с тщательными проверками при подходе к дому Назима. И после полуторачасовой встречи — уход по одному. На другой день, встретившись у Курортного управления, они даже не поздоровались, хотя прошли один мимо другого буквально в двух шагах. Капитонов даже отвернулся! А приезд Майсурадзе в Эшеры и его посещение Дзиапш-ипа («Предстоящий допрос, вероятно, подтвердит это!»). Нет ли связи между приездом его в Эшеры и ранением Чочуа? Или это странное, но совпадение! И, наконец, периодические свидания Капитонова с Жирухиным, вплоть до сегодняшней пьянки в «Рице». Подождем до утра, когда станет известно, как и куда они разошлись после ресторана.» Звонок телефона прервал его мысли.

— Да, слушаю. Здравствуй, дорогой, как раз вовремя! Заходи.

Положив трубку, Иван Александрович поднял ее снова и попросил соединить его с квартирой главврача. К телефону долго не подходили, и Чиверадзе хотел уже повесить трубку, когда, наконец, сонный женский голос произнес: «Кого надо?» Чиверадзе попросил Шервашидзе.

— Здравствуйте, Сандро, — сказал он, когда отозвался сам хозяин, — простите за поздний звонок. Как наш больной?

— Что больной?! Больной хочет домой! Недисциплинированный пациент!

— И вы думаете, что…

— Я думаю, — перебил его Шервашидзе, — что через несколько дней его действительно лучше перевести домой. Так дней на десять. А потом отправить куда-нибудь в санаторий, чтобы он понемногу привыкал к людям… и к своей физической неполноценности. Все равно следить за ним и лечить его мы будем и дома и в санатории. А негоспитальная обстановка свое возьмет.

— Может быть, настало время устроить встречу с женой? — спросил Чиверадзе.

— Я только что хотел это предложить, — ответил Шервашидзе.

— Ну вот, видите, какое у нас взаимопонимание, Сандро! Вот только насчет физической неполноценности — не согласен. Настоящий советский человек, а тем более коммунист, во всех случаях останется полноценным членом социалистического общества. Полезным и нужным! — подчеркнул Чиверадзе.

— Но, как врач…

— Вы не правы и как человек, и как советский врач. Но мы еще вернемся к этому разговору. Спокойной ночи!

Едва успел Чиверадзе закончить беседу с Шервашидзе, как в кабинет постучали.

— Войдите, — сказал Иван Александрович. В кабинет вошел Обловацкий. — Здравствуй еще раз, Сергей Яковлевич, — сказал Чиверадзе, — Иди, садись. Рассказывай подробно о встрече в «Рице», о пьянке. — Иван Акександрович засмеялся. — Имей ввиду, я в курсе, мне уже звонили.

— Ну, раз звонили, делать нечего, придется говорить правду, — улыбаясь, развел руками Обловацкий.

Он сел и, не торопясь, останавливаясь на деталях, рассказал о встрече с компанией Жирухина.

— Ты только подумай, какая сволочь! — не сдержался Чиверадзе, когда Обловацкий рассказал ему о разговоре. — Говоришь, нагло вели себя? — и в ответ на утвердительный кивок, спросил: — Так кто был? Михаил Михайлович — это Капитонов, из Москвы, знаю мало-мало, как говорят в Батуме. Интересная птица! Потом Василий Сергеевич — Тавокин, инженер Главэлектро, тоже гусь порядочный! Потом наш общий знакомый Александр Семенович Жирухин. А кто же четвертый?

— Он все больше молчал и пил вино, я так его и не «разговорил», — нахмурился Сергей Яковлевич.

— Смотри, какой неразговорчивый! — рассмеялся Чиверадзе и вызвал дежурного.

— Когда позвонит Леонов, пусть срочно зайдет ко мне, — сказал он вошедшему сотруднику. — Ну, а дальше? — снова обратился он к Обловацкому.

Сергей Яковлевич сказал о том, что у ресторана видел Пурцеладзе.

— Только его, а остальных?

— Других не видел, а были?

— Конечно, были. Дорогих гостей надо проводить домой, чтобы их кто-нибудь не обидел, — Чиверадзе немного помолчал и, улыбаясь, многозначительно добавил: — мне Василий Николаевич с Бахметьевым голову оторвут, если я не буду внимателен к гостям.

— Иван Александрович, — внезапно перебил Обловацкий. — Я хотел вам сказать… Тяжело ей. Мечется она. Помочь надо человеку.

— Это ты о ком? — спросил Чиверадзе.

— О Русановой, жене Дробышева, — пояснил Сергей Яковлевич.