— Я ушел от него, — продолжал Шелия, — и всю дорогу думал, что если такие, как Измаил, отходят от нас, то мы скоро останемся одни.
— Пусть тебя это не пугает — одни отходят, другие приходят. Ты прав в одном: время работает на них, но теперь уже недолго ждать. Им не удастся подчинить себе наш народ!
— А ты считаешь себя грузином или абхазцем? — криво усмехнулся Шелия.
— Дурак! Мы мусульмане и боремся за чистоту нашей религии. Мы не хотим, чтобы эти собаки диктовали нам свои законы.
— Пусть их диктуют нам англичане, верно? — съязвил Шелия.
— Что ж, из многих зол выбирают меньшее. С ними мы скорее договоримся, да и платят они неплохо. Но мне не нравятся твои разговоры.
— Они мне самому не нравятся. Что ж поделаешь, когда такие мысли лезут в голову. Но ты не беспокойся, я не уйду к большевикам, мы с тобой пойдем до конца, — перехватив испуганный взгляд своего сообщника, торопливо добавил Шелия. — Да и не примут они таких, как я.
В дверь снова постучали. Увидев просунувшуюся голову Тины Георгиевны, Эмир-оглу замахал на нее рукой, и она снова скрылась.
— Давай заканчивать этот разговор. Запомни, что тебе необходимо проверить через Платона, как им удалось ликвидировать Минасяна, что говорил на допросе Дзиапш-ипа, и как ведет себя Коста. Интересно, что они у него взяли. Хотя… — он беспечно махнул рукой, — что он может им рассказать? Вот если бы Платону удалось влезть к ним в доверие, тогда бы мы действительно знали все. Ну, ничего! Потерпи немного, это лето будет последним, а там мы будем хозяевами! И самое главное — сюда не ходи!
33
В середине мая Дмитренко по поручению Чиверадзе выехал в селение Михайловка, лежавшее у слияния двух небольших горных рек, километрах в двенадцати от Сухума. Вечером на дороге, проходившей вдоль реки, он встретился с нужным человеком. Они сошли с дороги, и, пробравшись через густой орешник, сели на старый, поваленый бурей дуб.
Дмитренко хотел достать портсигар, хотел вынуть спички, но человек предупредил его. Шатающийся, неяркий огонек, прикрытый рукой от ветра и любопытных взглядов, осветил его морщинистый лоб и большую седоватую бороду. Резкие, прямые, как вырубленные, черты делали его лицо строгим и даже жестким. Зная, что собеседник не курит, Дмитренко прикурил и задул огонек.
— Что нового? — спросил он, затянувшись.
— Люди говорят, что Федор совсем плохой? — полувопросительно сказал человек и почему-то вздохнул.
— Раз говорят, значит правда, — неопределенно ответил Дмитренко. — Зачем вызвал меня?
Человек зацокал языком и, вытащив из-за пазухи бумажку, протянул ее Андрею Михайловичу.
— Передай Ивану Александровичу!
— А что случилось?
Прижавшись к Дмитренко вплотную, человек шепотом, точно боясь, что его услышат, спросил:
— Инжежера Жирухина знаешь? — И не ожидая ответа, добавил: — Плохой человек, смотреть за ним надо.
— Что, что такое? — насторожился Дмитренко.
Из торопливого, прерываемого вздохами и цоканьем рассказа он узнал, что приезжавший в Бешкардаш инженер Жирухин в конторе стройучастка повздорил с техником Лукой Сихарулидзе, тем самым Сихарулидзе, у которого шесть дочерей и ни одного сына. Лука был сухумской достопримечательностью, такой, как набережная, Ботанический сад или недавно созданный обезьяний питомник.
По словам рассказчика, дело было так. На строительстве задерживали выплату зарплаты и рабочие волновались. Пришедший в контору Сихарулидзе заявил об этом инженеру.
— Ну и хорошо, пьянствовать будут меньше! — цинично бросил Жирухин. Сихарулидзе вспылил, сказал, что у них семьи и дети, у него самого их шесть человек.
— Знаю, знаю, шесть девочек и ни одного мальчика, — засмеялся Жирухин. Увидев, что Сихарулидзе рассвирепел, он уже спокойнее сказал: — А тебе-то что, ведь тебе, кажется, платят вовремя. Или не хватает?
Лука ему ответил, что если не будут платить вовремя, люди уйдут со стройки. Тогда Жирухин засмеялся и, обняв его, спокойно сказал:
— И правильно сделают, если уйдут.
Видя, то Лука не успокаивается, он примирительно сказал:
— А ты-то что волнуешься за других? О себе лучше думай! — и, взяв под руку, отвел Сихарулидзе в сторону от начавших прислушиваться к их разговору рабочих. Бригадир монтажников Азиз Царба слышал, как Жирухин спросил Луку: «Хочешь хорошо заработать?» Вечером, в бараке, Азиз спросил у пришедшего из духана Сихарулидзе, о чем ему говорил инженер, но Лука насупился и не захотел с ним разговаривать.
— И это все? — разочарованным голосом протянул Андрей Михайлович.
— Почему все? В духане люди были, видели, как Жирухин пьянствовал с Лукой, а когда платил за стол, деньги давал ему, тебе это тоже мало? — возмущенно закончил рассказчик. — Понимаешь, покупают его!
— А где сейчас Жирухин?
— Уехал на головной участок, в Михайловку.
С моря потянуло ветром. Темнота казалась непроницаемой, но глаза, привыкшие к мраку, уже различали отдельные предметы. Желая размяться, Андрей Михайлович встал и почувствовал, как затекли у него ноги.
— Проводи меня до дороги, — попросил он и, не доверяя своему зрению, взял спутника за руку. Человек встал и потянул его через бурелом в чащу.