Денек прокатился по мне от всей души. Поначалу Пожаров огорошил какой-то ерундой, а потом оказалось, что это и не ерунда вовсе, а самая настоящая цепь трагических событий с очень толстой отсылкой к тому, что случилось этой весной. Финал суток вообще оказался каким-то квестом на выживание. Я даже физически пострадала.
Включив компьютер, я тут же проверила электронную почту. Нина Головачева не обманула: среди новых писем я увидела одно, имевшее пометку «Список». Открыла уже знакомый мне файл.
Снова подумала, что Нина, однако, сделала все для того, чтобы я смогла начать расследование. Фактически она подарила набор уже проверенных фактов. Если бы я собирала их сама, то потеряла бы время, а оно в связи с последними событиями сильно выросло в цене.
Я подтвердила получение, написав Головачевой ответ с благодарностью. Сил уже не было. Я легла в кровать, накрылась одеялом и уставилась в потолок. Свежий воздух и недавний стресс вызвали сильную сонливость.
Засыпая, я чувствовала легкое жжение на щеке.
Так крепко мне давно не спалось. И заснула легко. Даже повезло увидеть сон. Как водится, половину не запомнила, смысл не поняла, но мне снились птицы, которых отгонял загорающий на газоне Кирьянов. Потом он куда-то делся, но соловьиные трели стояли в ушах после пробуждения еще очень долго.
Но не птичье пение я слышала – то был звук, который издает дверной звонок, который кто-то упорно терзал посреди ночи. Если в темное время суток извне поступает сигнал, на который ты просто обязан среагировать, значит, случилось что-то из ряда вон. Других мыслей у меня не возникло.
Сев на край кровати, я прислушалась. Сны могут быть очень реальными. Особенно в том случае, если ты резко проснешься. Тело уже бодряком, а мозги еще где-то там плавают, свое видят. И ты зависаешь на грани между реальностью и, собственно, бессознательным состоянием. Мне вполне могло показаться, что в дверь позвонили. На самом же деле никто этого не делал.
Но звонок прозвучал еще раз, и этот звук показался мне более резким, чем раньше. Напористым, требовательным. Не сулящим ничего хорошего.
То ли еще толком не соображая спросонья, то ли повинуясь инстинкту самосохранения, но к входной двери я шла медленно и осторожно, на всякий случай всматриваясь в каждый угол и анализируя каждую тень.
Очутившись в коридоре, я приоткрыла рот, чтобы никто не услышал звук моего дыхания.
За дверью послышалась возня. Там кто-то топтался и не собирался уходить. Еще одна трель звонка разнеслась по квартире. Да что там происходит, в самом-то деле?
– Нет, – вдруг услышала я голос Кирьянова. – Я сам. Спускайтесь вниз, подождите. Не надо, я все сделаю.
Однако открывать я не торопилась. С кем это он разговаривает? Что это он собрался делать? Кто должен спуститься вниз? Что привело его ко мне в столь поздний час?
Стараясь не издавать лишних звуков, я вся превратилась в слух. Только так можно было понять, что происходит на лестничной площадке. К двери подходить было нельзя, иначе я могла стать легкой мишенью для того, кто, возможно, собирался причинить мне вред. Дверь, конечно, у меня крепкая, но кто знает, чем мог быть вооружен тот, кто собрался до меня добраться? Голос Кирьянова тоже вполне можно подделать. В конце концов, я не видела его, а всего лишь слышала.
– Татьяна, – донесся до меня его усталый голос, – впусти меня. Я один. Открой уже. Сколько можно названивать?
Вернувшись в комнату, я схватила телефон и позвонила подполковнику. Сочла, что это единственный способ разобраться в ситуации.
Он ответил на звонок сразу же.
– Ты где? – недовольным тоном спросил он.
Я решила проигнорировать его вопрос, в ответ задав свой:
– А ты?
– Стою возле твоей квартиры, – вздохнул Кирьянов. – Ты не дома?
Сбросив звонок, я надела джинсы и первую попавшуюся футболку. Подошла к входной двери, открыла ее и увидела стоявшего на пороге Кирьянова.
– Ну, доброе утро, – хмуро поздоровался он, бросил быстрый взгляд в сторону лестницы, прислушался и сделал шаг вперед. – Извини, что разбудил. Есть разговор.
Он прошел на кухню, сел за стол, подождал, пока я закрою дверь.
– Тань.
– Что случилось? – оборвала я его.
Кирьянов молчал и очень внимательно смотрел мне в глаза, словно пытался догадаться о чем-то. Знать бы еще, о чем именно.
– Что с лицом? – хмуро поинтересовался он.
Сначала я не поняла, что он имеет в виду. Не сразу вспомнила, что меня «разукрасили» накануне вечером.
– Да так, – отмахнулась я и машинально прикоснулась к ссадине, которая сразу же отреагировала легкой болью. – Несчастный случай.
Кирьянов привстал и вплотную приблизил свое лицо к моему.
– Свежая, – резюмировал он. – Мы с тобой вчера виделись, и ты была жива и невредима.
– Я и сейчас жива и невредима, – ответила я. – Ты же ко мне не по этому поводу ночью заявился?
– Не по этому.
– И чем же могу?
Чтобы окончательно прийти в себя, я налила в чайник воду и достала пачку с чаем. Кирьянов молча наблюдал за мной.
– Ты с операми? – спросила я через плечо, вспомнив, что он с кем-то переговаривался, прежде чем я ему открыла. – Что-то случилось?