Абориген

За две недели до убийства Игната Гагарину принесли некие документы, изобличающие высокопоставленных синих, в том числе коменданта торгового порта Ньёрдбург (не путать порт с городом!), в контрабанде и торговле грюнсандом. Гагарин притворился вольным торговцем с юга, поселился в портовой гостинице, потом перебрался в воздушный Ньёрдбург – это уже почти у самой Стены… Он потратил немало редакционных денег и даже вышел на какие-то интересные контакты, когда узнал о взрыве в редакции. Бросив всё, он ринулся назад…

По дороге его пытались перехватить, он ускользнул.

Как и я, Гагарин изнурял себя рассуждениями о потерянном зря времени. Объявись он не в день суда, а накануне, когда прилетел в Три Столба, – и всё могло пойти по-другому!.. Но так же, как и я, он был не в силах предвидеть события – и, как и я, не способен ничего изменить задним числом.

Известно, что именно такие размышления способствуют развитию самой чёрной депрессии. Особенно когда размышляешь в тюремной камере.

Короче говоря, выпущенный на волю Гагарин прямиком направился в «Зелёного дракона», чтобы узнать новости и слухи.

Он узнавал новости и слухи весь вечер – и в результате заночевал в каморке для неподвижных клиентов.

Но это было уже потом, когда я убыл с Трёх Столбов. Или на следующий день, или через день – сам Гагарин этого вспомнить не смог.

68

Пока мои подопечные отдыхали после обильного обеда, я провёл рекогносцировку.

В «Хозяине» мне сказали, что ночью ожидается Цветение на нескольких делянках под стеной Человечков – скалистым образованием примерно на полпути от Трёх Столбов до Аппеля, последнего крупного острова на востоке нашего архипелага, дальше до самой Новой Гренландии тянется двухтысячекилометровое пространство самой дремучей таиги с обширными болотами и несколькими сверхсолёными ядовитыми озёрами. До Человечков (названных так за вид сверху: два нарисованных человечка, сцепившись руками, то ли кружатся в танце, то ли падают с большой высоты) было три часа неторопливого полёта на пикапе.

До Граблей, конечно, ближе, всего час, но там Цветение будет в лучшем случае только в следующее троелуние.

Я попросил Ицхака распорядиться, чтобы моих покормили ужином на час раньше и сделали хороший набор для пикника, а группе объявил, что сразу после ранневечерней трапезы сбор – и полетим смотреть драконов.

Пикник я намеревался устроить на прилежащем к Человечкам маленьком островке Клумба, одном из владений (теперь, надо полагать, уже бывшем) Игната Снегиря. Там когда-то госпожа Мидори разводила цветы и декоративные деревья. Неподалеку от него, под скалой Молот, она и погибла.

Игнат забросил этот остров, и там всё заросло дико и причудливо. Несколько раз у него эту землю хотели купить, но он не продавал…

Выйдя из редакции, я заглянул к Шамилю Ивановичу. Меня, понятно, интересовал Гагарин. Шамиль сказал, что претензий к нему у суда нет, есть только несколько не до конца прояснённых вопросов, вот придут ответы на телеграммы – и тогда можно будет парня выпускать. А пока пусть побудет под охраной – и для его, между прочим, безопасности.

Ещё он сказал, что вертолёт, разумеется, почти сразу нашли, но экспертиза ничего не дала: ни отпечатков, ни тканевых стёсов, ни следов пороховой гари – ничего абсолютно. Экипаж, скорее всего, ушёл в пещеры, преследовать бесполезно. И мы согласились друг с другом, что это наверняка был отвлекающий манёвр, а настоящий стрелок был где-то поблизости от жертвы – и как бы не в толпе зрителей… Пневматические ружья в виде зонтов или тросточек уже довольно давно используют китайские серые в своих внутренних разборках…

Кумико

Чем я думала? А ничем. Просто не думала. Нам было хорошо, безумно хорошо, и мы оба знали, что это не продлится долго…

И хватит об этом. Больше ни слова.

Север говорил уже, что у меня сложные отношения с отцом. Это правда, но не вся.

Просто я была дура. А Сунь был хитрый выродок. И я на какое-то время поверила ему – не тому, что он говорил (а он почти ничего и не говорил прямо), а тем хитрым уликам, которые он подсовывал, тем обмолвкам, которые он как бы случайно позволял мне услышать, тем выводам, которые я сделала как будто сама…

Дура. Умная самоуверенная дура.

И просто случайность… я не буду рассказывать, какая; просто случайность… в общем, я бросила в ящик другой конверт. И обнаружила это лишь три дня спустя.

(Гагарин потом говорил, что таких случайностей не бывает и что это я сама, не подозревая о том, обманула себя и так далее… Честно говоря, мне всё равно. Совой по пню или пнём по сове…)

Дура.

Я пришла на суд над отцом (и я в тот момент ещё считала его преступником!), а в кармане у меня лежал свёрнутый в четыре раза смертный приговор мне самой.

Если бы суд прошёл по процедуре, то в конце вердикта судья объявил бы меня конечной наследницей всего состояния семьи, и я бы тут же стала мишенью для Суня и тех, кто стоял за ним. Растерявшейся, неподвижной и очень заметной мишенью…