Аборигены галактики

– Да. Меня срочно отправляют в Кейптаун на три недели. Собственно, я уже ухожу. Сообщи, пожалуйста, отцу, когда он придет.

– Почему ты сама не сообщила?

– Это незапланированная командировка. О том, что экспертизу поручат мне, стало известно только вчера. Поэтому я и не смогла сообщить Лорду. Ты же знаешь, он не терпит, когда звонят ему на работу.

Сказанное было чистой правдой, вчера Лорд ночевать домой не приходил. Как и позавчера. Когда-то, до гибели Георгия, отсутствие отца означало очередное ЧП в Кей-Кей. Теперь стало нормой. Что он, предпочитает спать у себя в рабочем кабинете? Или вообще не нуждается во сне?

– Так что, сообщишь? – спросила она снова.

– Ты можешь оставить ему звуковое письмо.

– Считаешь, это нормальный способ общения в семье?

Валерий молчал.

Их отношения с отцом дали трещину четыре года назад, – после гибели Георгия! – но окончательно испортились, когда Валерий возомнил себя индейцем. А тут еще и Роман влез со своим непрошеным покровительством.

Валерий наконец соизволил открыть глаза. Они у него были такие же, как у отца. И как у Георгия. С каждым годом он все более походил на старшего брата: крепкий, сильный. Широкоплечий и мускулистый. Только характеры у них совершенно разные. Георгий был отзывчивым, добрым мальчиком. И мужчиной таким же стал – надежным, но вместе с тем мягким. А Валерий унаследовал отцовскую твердость. Должно быть, еще и из-за этого они не могут примириться друг с другом. У каждого своя правда. И каждый готов отстаивать ее до последнего вздоха.

– Хорошо, я скажу Лорду, что ты ушла в Кейптаун на три недели. Наведываться будешь?

– Вряд ли. Много работы.

Это был лукавый ответ. Да, работы предстояло немало. Но не в ней причина. Зачем спешить в дом, где тебя не ждут? Где ты уже никому не нужна.

– Еще что-то? – Валерий пристально смотрел на нее снизу вверх. – Я очень занят. Скоро мне предстоит ответственное задание.

«Какое задание?! Ты уже два года нигде не работаешь и не учишься!.. – В священной ярости материнского гнева захотелось выкрикнуть ей. – В бубны колотить?! Вокруг костра скакать?! Зверушек убивать?!»

Марина сдержалась. Какое она имеет право навязывать взрослому парню свои взгляды на жизнь? В любом случае медеанцы не угрожают ее младшему сыну лучевыми пушками и аннигиляторами материи.

Кивнула и вышла, плотно затворив дверь.

Георгий Лордкипанидзе служил вторым пилотом на «Амальгаме». Четыре года назад его не стало. Как и всех, кто был на борту корабля в том злосчастном рейсе на Тестурию. Нет, давайте называть вещи своими именами – его убили! И никто не понес за это наказания. Никакого! Всесильный Карантинный Комитет втянул свое жало куда поглубже и сделал вид, что не заметил циничного убийства сорока восьми человек – безоружных, не помышлявших об агрессии! Контакт-Центр того лучше: принялся убеждать родственников и друзей погибших, что это-де «несчастный случай», «досадное недоразумение». Господин Силантьев лично ее, Марину, убеждал: «Ты же понимаешь, каждая профессия сопряжена с определенными рисками, а профессия космопилота – и подавно! Мы не застрахованы от ошибок…» И прочее бла-бла-бла. Нет, она ни в чем не обвиняла ни Сандро Лордкипанидзе, ни Романа Силантьева. В конце концов, они были виноваты не более, чем остальные пятнадцать миллиардов землян, великодушно простивших «братьям по разуму» ничем не оправданное преступление. Но Арамиса и Лорда она когда-то любила, – сначала одного, потом второго. Они были единственными мужчинами в ее жизни. Они клялись сделать для нее все. И не смогли уберечь ее ребенка, ее первенца, ее любимого сына.

Однажды, посмотрев исторический фильм о Китае двадцатого века, Марина вдруг подумала – а сможет ли она совершить публичное самосожжение в знак протеста? Прийти на площадь перед Тестурианским представительством, облить себя чем-нибудь сильно горючим и поджечь. Тут же отмахнулась от зряшной идеи. Во-первых, умереть от ожогов ей не позволят. Вылечат, нарастят кожу, краше прежнего Маринка-Тартинка станет. Во-вторых, единственное, что она этим продемонстрирует, – собственную истеричность и глупость. Чего доброго, принудительную психологическую реабилитацию заставят пройти, сделают спокойной, как удав. «Компенсируют личную трагедию». Нет уж, не надо. Она, Марина Валевская, не желает ничего забывать. И прощать.

Этими мыслями голова была занята, пока Валевская шла к лифту, пока поднималась на крышу шестидесятиэтажки. Пока летела в такси к шлюз-концентратору «Университет». Даже когда входила в ТЛП-кабинку.

Но в Кейптаунский исследовательский институт физики времени прибыла уже совсем другая Марина Валевская. Не мама, не жена, не уставшая шестидесятилетняя женщина. Старший научный эксперт Особой Комиссии Совета Земной Федерации по оценке перспективности и целесообразности фундаментальных научных исследований.

* * *