— Ведь я никогда не соглашусь отдать своих детей. И Китти тоже.
А когда я спросил, как поступит Китти, если придут забирать у нее ребенка, Тимоти заявил:
— Она спрячет его в кроличьей норе, чтобы люди из департамента не нашли.
Но в другой раз он занял фаталистскую позицию:
— У нас мало возможностей сопротивляться, — и добавил: — Во всяком случае, когда метисы — это нехорошо.
Стремление Артура причислять себя к белой части населения возникло, несомненно, под влиянием отца. В книге Артура Брума «Я видел необычную страну», опубликованной в 1950 году, есть знаменательный абзац: «Я сидел с моими хозяевами, Лидлами, до глубокой ночи над картами и фотографиями и обсуждал с ними вопрос об аборигенах, в особенности проблему метисов. Лидлы — отец и сыновья — горячо выступают за признание метисов белыми людьми».
Только в 1952 году метисы добились полного равноправия с белыми австралийцами. До того все метисы — полукровки и квартероны — по закону считались аборигенами: между ними не проводилось никаких различий. С одной стороны, были аборигены и метисы, с другой — все прочее население, включая сюда и цветных австралийцев неместного происхождения. Совместные политические выступления метисов и аборигенов, прежде всего в Алис-Спрингсе, организованные, без сомнения, при полной поддержке Лидлов, пробили брешь в правовой дискриминации аборигенов. В то время некоторые метисы, среди них Мильтон и Артур, стали мелкими предпринимателями, и благодаря им у всех метисов появилась возможность оказать нажим на представителей Алис-Спрингса в законодательных органах Северной территории в Дарвине и добиться принятия дополнения к закону, уничтожающего все дискриминационные оговорки в отношении метисов. Однако, хотя дискриминационные законы, касающиеся аборигенов, должны быть отменены, было бы утопией ожидать, что появится группа аборигенов-предпринимателей, которая выступит представителем интересов аборигенов, как в свое время Лидлы и им подобные выступили в защиту интересов метисов.
С апреля по сентябрь 1965 года я снова жил в Австралии. Я хотел продолжить прежние исследования, ознакомиться с тем, как аборигены борются за свое освобождение и равноправие, и в особенности узнать, как им в этом помогают организованные рабочие.
На этот раз чиновники паспортного бюро и таможенники не чинили мне никаких препятствий при въезде в страну. Итак, казалось мне, мое пребывание здесь пройдет без каких-либо особых событий. Конечно, мне придется много поработать, потому что я должен получить как можно более полное представление о современном положении черных австралийцев. С этой целью я собирался побывать во всех штатах Союза и на Северной территории.
Через полчаса после прибытия, идя от остановки автобуса к гавани, я купил вечернюю газету. «Изнасилование буфетчицы в пригороде Сиднея», — возвещали крупные заголовки на первой полосе. Я перевернул страницу. Со второй на меня смотрел мой собственный портрет, под ним подпись: «Высланный из Австралии — за берлинской стеной». Какой-то ловкий английский журналист «открыл» меня в демократическом Берлине, и теперь мое имя гудело по телеграфным проводам, как когда-то оно разносилось по всему миру в связи с аферой Петрова. До чего же это забавно, читать здесь, на Мартин-Плейс, на главной транспортной магистрали Сиднея, что я выслан и нахожусь по ту сторону «стены».
Через несколько минут над этим сообщением во все горло хохотали товарищи из партийной ячейки:
— Мы можем включиться в игру, Фред. Ты должен провести пресс-конференцию!
Но одной пресс-конференцией дело не ограничилось. И вот в первые две недели моего пребывания в Австралии мне пришлось разрываться между пресс-конференциями, выступлениями по телевидению и радио. Кричащие плакаты на улицах извещали об исключительной важности интервью с возвратившимся «помощником шпиона Петрова». В своем ответе на поступивший в нижнюю палату канберрского парламента запрос министр иностранных дел был вынужден взять меня под защиту. Б конце концов абсурдно было утверждать, что я «выслан из Австралии», потому что в 1962 году я обращался к министру иностранных дел — в то время министру по делам Северной территории — за разрешением посещать резервации аборигенов.
Но хотя эта продолжавшаяся две недели политическая кампания меня весьма развлекала, мне предстояло выполнить серьезную научную работу. Принявшись за нее, я стал почти все время проводить в дороге и редко оставался в одном месте больше чем несколько дней. Несмотря на это, я не сделал всего, что намечал. Так, мне не удалось вновь посетить Западную Австралию. На Грут-Айленд я все же попал. Мне очень хотелось посмотреть, какие там произошли изменения и как идут дела у моих друзей. Грунт-Айленд по-прежнему оставался резервацией. Разрешат ли мне посетить ее? Это вопрос.