Я отправился в путь от Таунсвилла, на северо-востоке Квинсленда, с Фредом Томпсоном, деятелем объединенного профсоюза машиностроительных рабочих, на его «хольдене» модели 1965 года. Несколько километров по немощеной дороге мы ехали медленно, но когда началось асфальтированное шоссе, стрелка спидометра постоянно показывала сто десять километров в час. Какая разница с довоенным временем! Тогда эта поездка по скверным дорогам длилась недели, не говоря уже о погнутых осях и сломанных рессорах.
Несколько дней мы провели в Маунт-Айзе, Теннант-Крике и в Катерин, где мы остановились на берегу реки в палатке. Наконец в одно из воскресений в начале июля мы прибыли в Дарвин.
Фред направлялся на Грут-Айленд по служебным делам, чтобы ознакомиться с условиями труда в марганцевых рудниках. Он принципиально не просил никакого разрешения на въезд в резервацию. Местные власти не осмелятся не допустить на остров профсоюзного деятеля, будь он даже коммунист; это было бы чревато неприятностями для правительства. Со мной дело обстояло иначе, мне нужно было получить разрешение директора Департамента по делам аборигенов, некоего Гарри Гизе. В начале пятидесятых годов я встречался с пим в Канберре. Тогда он был человеком прогрессивных взглядов. Но, по последним сведениям, его пост протектора аборигенов Северной территории вскружил ему голову и он превратился в маленького тирана.
Тем не менее я был настолько хорошо знаком с ним и его женой, что мог бы нанести им визит сразу по приезде, но после дороги от Катерин до Дарвина чувствовал себя для этого слишком усталым. Лишь на следующее утро я навестил Гарри Гизе в его бюро. Так как ему обо мне доложили, он предусмотрительно пригласил к себе в кабинет одного из своих сотрудников, — несомненно, чтобы тот мог засвидетельствовать, что я скажу. Он явно готовился к бою и доказал тем самым, на что он способен.
После вступительных вопросов, диктуемых вежливостью, я перешел к цели своего визита:
— Я собираюсь в следующую субботу на Грут-Айленд и прошу у тебя на это разрешения, Гарри.
— Почему ты не подал прошение сразу же? — спросил он, чтобы выиграть время.
— Не говори так, Гарри. Я сам был государственным служащим и знаю, что ты можешь добиться решения этого вопроса в двадцать четыре часа, если захочешь, — И чтобы подтолкнуть его к решению, я добавил: — Ты, конечно, знаешь, что в апреле шестьдесят второго года я подал просьбу самому министру и получил ответ только в августе — он был отрицательным. Я не хочу, чтобы это повторилось!
После короткого раздумья он раскрыл свои карты:
— Видишь ли, Фред, если бы я и поддержал чью-нибудь просьбу о разрешении посетить резервацию, то только не твою.
Поскольку он говорил открыто, я тоже мог себе это позволить:
— Хорошо, Гарри, твое право так думать. Но я должен обратить твое внимание на то, что правительство может попасть в очень неприятное положение, если я не получу разрешения посетить Грут-Айленд.
— Что это, Фред, угроза?
— Нет, Гарри, я не угрожаю.
Вспоминая тот случай сейчас, я могу сказать: это была не угроза, но, скажем, предупреждение — во всяком случае, не блеф. Гарри Гизе понял это и стал говорить более разумно. Через полчаса он отвез меня в город и обещал ответить на мою просьбу в двадцать четыре часа.
Однако ни во вторник в первой половине дня, ни в среду и ни в четверг разрешения Департамента по делам аборигенов я не получил. У меня не оставалось выхода, как доказать, что я ничего не выдумывал.
Мы собрались с товарищами-коммунистами на «военный совет».
— В пятницу в первой половине дня ты проведешь еще одну пресс-конференцию, — сказал один товарищ. — Уже вечерние газеты дадут о ней сообщение; если повезет, не одни только местные. «Этнографу из-за океана запрещено посещение резервации аборигенов» — неплохая будет шапка. После случая с английским этнографом Глакмэном правительство очень чувствительно в этом вопросе.
Билл, докер и профсоюзный деятель в Дарвине, предложил:
— Если это не заставит их уступить, ты выступишь в понедельник перед нашими ребятами. Тебя будут слушать чертовски чуткие уши, Фред. Ты старый житель Северной территории, немного у нас осталось тех, кто жил здесь перед войной, и ты почетный член нашего профсоюза. Насколько я знаю наших ребят, они сейчас же бросят работу. Тогда в парламенте будет задано еще несколько вопросов относительно тебя, и правительство очень пожалеет, что отказало тебе в разрешении.
Естественно, мы не трубили повсюду о наших планах, но в маленьком городе, таком, как Дарвин, власти, несомненно, должны были что-то прослышать и понять, что я не позволю обращаться со мной так, как в 1962 году.
В тот же вечер мне сообщили, что Канберра ответила согласием на мою просьбу о посещении Грут-Айленда, разрешение я могу получить в пятницу. Собственно, пожалуй, даже жалко, что так получилось. Великолепная шапка появилась бы в газетах, если бы докеры в Дарвине из-за моей просьбы объявили забастовку!