От нескольких десятков туземцев, живущих в жалких предместьях какого-нибудь сельского поселка в Новом Южном Уэльсе, области, в которой белые поселились примерно сто пятьдесят лет назад, очень мало можно узнать о первобытных условиях жизни. Даже в Северной и Центральной Австралии, где австралийцы до самых последних лет сохраняли еще многое из того, что было характерно для их прежнего образа жизни, не найдешь больше ни одного туземца, который не вступал бы в какой-то контакт с белыми поселенцами или миссионерами. Когда в 1937 году я приступил к своим практическим исследованиям на Северной территории, из шестнадцати тысяч аборигенов больше половины считалось «номадами». В 1960 году так называемые номады составляли менее одного процента, а сегодня их, по сути, нет совершенно.
Перед войной и в первые военные годы в области Кимберли в Северной Австралии и на Грут-Айленде я имел возможность работать среди различных групп туземцев, которые еще сохранили многие первобытные черты. Всего лучше я знаю группу аборигенов, проживающих на Грут-Айленде.
Особо примечательным для австралийских аборигенов было их антропологическое и этнографическое сходство на всем континенте. Экономическая основа их общества была одинакова во всей Австралии, хотя в зависимости от местных условий, а на севере вследствие исторических связей с Новой Гвинеей и Юго-Восточной Азией имелись и отдельные различия в форме хозяйства и в религиозных представлениях. Жители Грут-Айленда не составляли в этом отношении исключения и обнаруживали различные нетипичные черты, которые в конечном счете объяснялись двухсотлетним (если не более давним) влиянием макассаров из Сулавеси (Целебес) и других азиатов с севера.
Все австралийские аборигены были охотниками и собирателями; к этому добавлялось еще и рыболовство. Между мужчинами и женщинами существовало явно выраженное разделение труда. Мужчины охотились на зверя, а женщины в это время собирали съедобные растения. Были и известные исключения: иногда женщины ловили мелких зверьков — ящериц и крыс. В пустынных областях Центральной Австралии, где не водятся более крупные звери, такие, как кенгуру или валлаби, мужчины добывали мелких зверьков, но это было скорее собирательством, чем охотой. Мужчины и женщины добывали весьма ценные для них вкусные «сахарные сумки», то есть мед лишенных жала пчел.
Эта пчела похожа на обычную комнатную муху, только несколько поменьше. Она лепит свои соты чаще всего в дуплах эвкалипта. Чтобы найти мед, некоторые туземцы ловят пчелу, втыкают в нее маленькое перышко и наблюдают, куда она полетит. На Грут-Айлепде австралийцы, по моим наблюдениям, полагаются только на свои глаза, и меня всегда поражало, как они усматривают маленькую дырочку в стволе дерева, которая ведет в улей и находится иногда на высоте шести или девяти метров от земли. Если ствол дерева был не очень толстый, местные жители, сопровождавшие меня, срубали его топором и затем вырезали оттуда сахарную сумку. Иной раз соты занимали более двух метров в дупле дерева, толщина которого не превышала трех-четырех сантиметров. Если же мед находился в толстом дереве, один из мужчин карабкался вверх, делая топором зарубки для пальцев ног. Добравшись до дыры, он расширял ее настолько, чтобы пролезла рука, затем собирал мед в сосуд, с которым спускался вниз. Однажды у сопровождавшего меня туземца была для этой цели только старая фетровая шляпа. Мед был смешан с мелкими щепками, корой, воском и пчелами, утонувшими в собственном меде. Несмотря на все эти примеси, мы с нетерпением ждали сахарную сумку, потому что мед, даже и такой, очень вкусен.
Эта «охота» весьма опасна, что доказывают собранные этнографами семейные истории, которые на языке специалистов называются «генеалогиями». В них часто как причина смерти значится: «Упал с дерева, когда доставал сахарную сумку».
На Грут-Айленде мед не является единственным источником сахара, находящимся в распоряжении туземцев. Но, во всяком случае, так называемая манна не играет столь большой роли. Это высохшие экскременты маленьких, собирающих сок насекомых. Такая манна похожа на снежинки, она лежит на низких кустах и содержит много сахару. Если мы, проходя через заросли, натыкались на нее, то обламывали ветку и, срывая листок за листком, слизывали сладкую массу.