По-видимому, несмотря на все старания седобородого, никто и не собирался убивать Мадьяну, которого в противоположность Наувивии любили. Между прочим, Наувивия был единственным туземцем, который пытался сознательно ввести меня в заблуждение, когда я задавал ему вопросы о его родственниках. Возможно, нечистая совесть, сознание незаконности своей связи с Даблиамерерибой заставляли его давать мне неверные сведения.
Аборигены довольно легко переносят ранения, которые для нас, людей, привыкших к «тепличной» атмосфере цивилизации, наверняка оказались бы роковыми. В апреле 1948 года я сопровождал в поездке по Грут-Айленду одну научную экспедицию. Однажды после захода солнца мы услышали громкие крики и вопли, издаваемые группой туземцев. Они пришли в поселок, который за время войны значительно увеличился, в нем даже появилась школа. Трое или четверо участников экспедиции сидели в классной комнате. Мы только что зажгли походную лампу и собирались сделать записи в своих дневниках. Внезапно шум замер. Один из туземцев вошел в школу и энергично доложил нам:
— Старая Тамагайидья ранена.
Как это случилось и что за рана, он не сообщил, по прежде чем мы успели вымолвить хотя бы слово, какой-то мужчина втащил на спине, словно мешок с зерном, старуху. Она была вся залита кровью, на спине у нее виднелась глубокая рана — от левой лопатки до ягодицы. Женщины поссорились, и одна из них напала на старуху с топором. Она целилась в голову и наверняка убила бы ее, но старуха сумела увернуться, и топор только разрубил ей спину.
Мы отбросили свои бумаги и положили старуху на стол вниз лицом; казалось, она была без сознания. Экспедиционный врач отправился за своими инструментами, а мы принялись рассматривать рану. Она была очень глубокой и у ягодицы доходила до кости; в рапу набилось много песку.
Врач, не обладавший еще опытом работы в тропиках, начал оперировать очень аккуратно. При свете лампы, которую я держал так, чтобы как можно лучше использовать ее тусклый свет, он удалил большую часть песка и затем стал сшивать рану. Чтобы вдеть нитку в иголку, нам приходилось зажигать и карманный фонарик. Дождливое время еще не окончилось, воздух в классной комнате был влажный, и очень скоро врач начал потеть, капли пота стекали у него с ресниц и бежали по носу. Работа была не из легких, но первые три-четыре шва он наложил по всем правилам, как будто оперировал в операционной большой больницы. Он очень старался, чтобы капли нота не попадали на раненую. Но затем он махнул на все рукой, стал сшивать рану так, как если бы перед ним лежал мешок с мякиной, вытирая при этом ладонью нот с лица. Всего он наложил двадцать шесть швов. Затем он отступил на шаг, полюбовался делом своих рук и заявил:
— Ну вот, все в порядке. Хорошая работа, но очень уж у нее крепкая кожа.
Во время всей этой процедуры раненая не издала ни звука, ни разу даже не застонала, и мы считали, что она без сознания. Однако, услышав слова доктора, она перевернулась на здоровый бок и сползла со стола. Мы были так поражены, что даже не остановили ее, когда она медленно направилась к двери. На полпути она обернулась и пошла назад с протянутой рукой:
— Дай мне, пожалуйста, сигарету!
Врач, все еще вне себя от удивления, порылся в карманах и дал ей целую пачку:
— Вот, бери, ты их заслужила! — Затем, повернувшись к нам, он сказал: — Ее рана, не говоря уже о том, как я ее заштопал, только из-за шока уложила бы каждого из нас на неделю в постель. А ей нужна лишь сигарета!
Раненая женщина не хотела спать нигде, кроме как в лагере туземцев, и на следующий день она уже расхаживала по лагерю. Через три дня ее дочь сняла перочинным ножом швы, а двумя неделями позднее врач сообщил нам, что рана полностью зажила.
У
Какие общественные связи соединяли аборигенов? Важнейшей единицей была локальная группа. Она насчитывала от десяти до ста мужчин, женщин и детей, в среднем около сорока человек, которые заселяли определенную область пли по крайней мере пользовались правом охотиться на ней и заниматься собирательством. Право пользования территорией переходило обычно по наследству — от отца к детям. Локализация по отцу, или патрилокальность (таков специальный этнографический термин), была распространена по всей Австралии. Муж приводил жену из другой локальной группы в свою собственную область, очень редко бывало, чтобы он шел на территорию жены. Женщина не имела права пользования территорией своей группы, она чаще всего жила на земле мужа.
Это право пользования территорией вовсе не означало, что какая-то определенная группа одна только населяла данную местность. Мужчины могли, получив разрешение от других групп, охотиться на их территории или приводить туда своих жен и детей. Так, бывало, что кто-нибудь в течение какого-то времени жил и охотился на территории группы, из которой вышла его жена, и тогда она в известном смысле осуществляла свое право на пользование территорией группы.