История получилась дурацкая. Жила Настя, жила, никого не волновала. Всю жизнь с Аленой. Сначала воспитывала ее, ухаживала, а потом просто жила ее жизнью. Пару лет назад у нее стало что-то получаться с одним парнем. Хороший парень. Но – афганец. Она в него влюбилась, и он – в нее. Но что-то у них не получалось. – Абраша знал, что
, и мама знала, но не от Абраши… В остальном, всё у них было хорошо. То он к ней приедет, поживет, то она к нему в город. Настя счастливая такая стала. Помолодела. Поселковые дети раньше звали ее «бабкой Настей». А теперь – «тетя Настя» – понизили в звании. И потихоньку она этого несчастного стала выхаживать. Стал оживать он. Настя как-то по секрету Алене сказала, а Алена Абраше, что, может, они и поженятся. Так вот, Николай – тот, который их и познакомил, который этого Олежку к Алене на день рождения привел, так он – запойный. Ничего мужик, но как уйдет в штопор, ничего не соображает. К тому же и он за компанию на Настю глаз положил. Пока она была одна-одинешенька, никто внимания не обращал. А как появился у нее кавалер, так на тебе – и Николай туда же. Короче говоря, что там поначалу случилось, Абраша не знал. Рассказывали, что Николай стал к ней у лавки приставать – пьяный был, и кричать, мол, что он – парень хоть куда, что она, дура, с импотентом связалась, что пожалеет, такого мужика, как Николай, упустила… Абраша этого не слышал. Он подошел, когда Настя, как дикая кошка, в этого Николая вцепилась, повисла на нем, ногами пыталась в живот ударить, волосы рвала. Николай поначалу вяло так отбивался, а потом тоже озверел, наотмашь стал бить, пытаясь по лицу попасть. Ну, Абраша и стал их разнимать. Тут Николай на него всерьез попер, глаза безумные, орет: «урою, сука, всех вас, блядь, урою». Дальше Абраша не помнил. Говорили, еле его от Николая оттащили – как тогда, в 55-м, в школе, когда толстяк Стопник – «Рыбамясокомбинатленсосискилимонад» – впервые с восхищением определил: «ну, а тебя моча в голову классно бьет, застрелись!».– Ты же знаешь, когда мне моча, я бешеным становлюсь.
– Знаю, сыночек. Знаю, что ты этого придурка чуть не искалечил.
– Да он не придурок. Жизнь у него была не простая. Он скрывает свое прошлое, прошлое своей семьи.
– Как ты.
«Как я», – соглашался Абраша. Николай не рассказывал, но по некоторым репликам Абраша понимал, что он – не плебс. И не из простой семьи, и далеко не глуп и сер, как казался, как хотел казаться… И эрудиция, и какая-то особая культура, и такт вдруг да выплескивали, как бы он не запрятывал их от посторонних глаз. Жизнь его сильно, видимо, поваляла в грязи. «Тонкая натура». Если бы не срывался в запои… И моча у него, как у Абраши, в голову ударяет. Ничего не соображает, когда драться начинает. Как сумасшедший…
– Помирись с ним.
– Так мы уже и помирились, литруху раздавили, песни попели, он даже поплакал, да и я слезу утер.
– Почему ты никогда не можешь мимо пройти?
– А папа мог? А ты могла?
– И где мы?
– Вы – во мне.
– А ты в ком?
* * *Почему в одну ночь были нарушены все законы, традиции, заповеди? Всю свою историю Синедрион заседал в «Палате тесаных камней». Никогда не было исключений. Никогда не было заседаний вне стен Ликшат ха газит
. Вплоть до разрушения Храма. Храм был разрушен 9-го Ава 70 года. Тогда уже Пилата не было, кажется, в живых. Не важно. Важно: он сменил Валерия Грата в 26 году, а был отозван в начале 36 года: слишком уж зверствовал, мздоимствовал, провоцировал иудеев. Не смог Тиберий терпеть такого наместника во взрывоопасной Иудее. Во всяком случае, суд над Иисусом происходил задолго до разрушения Храма. Почему же вдруг в первый и в последний раз собрался он в доме у Первосвященника? После разрушения Храма, действительно, Синедрион мог заседать в доме наси – его председателя. Но – после разрушения. Далее, не совсем понятно: в доме Каиафы, как в синоптических Евангелиях, или в доме Анны (Ханана), как у Иоанна? Не было у Анны официальной юридической власти, но фактическое влияние его, как главы мощнейшего семейного клана, было несравненно больше, нежели у Каиафы. Где же решалась (сейчас не важно, с каким знаком ) судьба Учителя? В дом ввели Его, как сказано у Луки (Лк. 22, 54), или во двор дома, как у Матфея и Марка – косвенно (Мф. 26, 57–58, Мк. 14, 53–54) и Иоанна (Ин. 18, 15)? – В любом случае не в Синедрионе, ибо Синедрион – не только состав, но место. Далее: Ренан утверждал, что пружиной этого заговора был Анна – Ханан, и первый допрос происходил в доме Анны, и тройное отречение Петра произошло именно в этом месте, что вдвойне противозаконно, ибо, при всем влиянии Анны, не имели силы решения, принятые в частном доме. Матфей же свидетельствовал, что « взявшие же Иисуса отвели Его к Каиафе », что также лишало все решения легитимности, и там трижды было сказано «нет» – « я не знаю, что ты говоришь », « я не знаю Этого человека » – дважды, и « тотчас пропел петух » (Мф. 26, 70, 72, 74).