Абраша

Хорошо, что Вы пересмотрели свое отношение к Костомарову. Жаль, что Вы недооцениваете влияние «Кирилло-мефодиевского братства», но… не всё сразу. Кстати, о Костомарове. Понимаю Вас. Сочувствую Вам. Согласен с Вами… Почти… Говорю о Дмитрии Ивановиче «Самозванце» и о цитировании Костомарова. Повторяю, понимаю Вашу экзальтацию, когда Вы вырвались из исторических стереотипов, заполонивших российскую историческую науку, да и общественное сознание со времен Шуйского, т. е. с «Извета» инока Варлаама, и, впоследствии, всецело поддержанных Миллером, Щербатовым, Карамзиным (не без сомнений и оговорок), Арцыбашевым и др., а позже Соловьевым и, частично, Казанским. Отрадно, что Вы так детально изучили докторскую диссертацию Николая Ивановича «Кто был Первый Лжедмитрий» и аргументированно апеллируете к ней. Хотя не забывайте, что часто, но не всегда безосновательно упрекали его в несколько поверхностном и неточном использовании исторических документов, предвзятости, тенденциозности. Это не умаляет его огромной роли в развитии нашей науки, но ученого второй половины ХХ века эти упреки, большей частью несправедливые, но, всё же, небезосновательные! – обязывают относиться к взглядам Н. И. Костомарова с бóльшей критичностью. Однако я сейчас не об этом. Свое несколько преувеличенное положительное, если не сказать восторженное отношение к Первому Лжедмитрию Вы основываете на пространной цитате Костомарова (кстати, без указания «адреса» высказывания – это непростительная небрежность). Воспроизвожу ее целиком – вчитайтесь еще раз «со стороны»! « Кто бы ни был этот названый Дмитрий, и что бы ни вышло из него впоследствии, несомненно, что он для русского общества был человек, призывающий его к новой жизни, к новому пути. Он заговорил с русскими голосом свободы, настежь открыл границы прежде замкнутого государства, объявил полную веротерпимость. Его толки о заведении училищ оставались пока словами, но почва для этого предприятия подготовлялась именно этой свободой. Объявлена была война старой житейской обрядности. Царь собственным примером открыл эту борьбу, как поступил впоследствии и Петр I, но названый Дмитрий поступал без того принуждения, с которым соединялись преобразовательные стремления последнего… Повторяем, что бы впоследствии ни вышло из Дмитрия – все-таки он был человек нового, зачинающегося русского общества». Во-первых, Вы преувеличиваете «новаторство» мысли Костомарова. Во-вторых же и в главных, Вы не приводите другой оценки Лжедмитрия, данной тем же Костомаровым. Это – не просто небрежность. Это, уж извините меня, в лучшем случае тенденциозная предвзятость, в худшем – неосведомленность или, что еще хуже, скрытая подтасовка. Я имею в виду заключительный абзац из главы № 24 «Названый Димитрий» Костомаровского классического труда, который Вы не можете не знать: «Русская история в жизнеописаниях ее важнейших деятелей (т. 2). Так вот, я осмелюсь Вам, дражайшая Ирина Всеволодовна, напомнить. Опять-таки привожу цитату полностью – сравните: «Оставляя пока нерешенным вопрос о том: считал ли он себя настоящим Димитрием или был сознательным обманщиком, мы, однако, не должны слишком увлекаться блеском тех светлых черт, которые проглядывают не столько в его поступках, сколько в словах. В течение одиннадцати месяцев своего правления Димитрий более наговорил хорошего, чем исполнил, а если что и сделал, то не следует забывать, что властители вообще в начале своего царствования стараются делать добро и выказывать себя с хорошей стороны: история представляет много примеров, когда самые дурные государи сначала являлись в светлом виде».