Абраша

Николай что-то говорил очень приятное о том, что очень приятно, потому что вообще очень приятно… Язык лепетал, а в голове молниеносно складывалась – срасталась единственно возможная схема действий. Оформить брак как можно скорее. Буквально завтра – послезавтра. Пока никто не знает. Если узнают, будет разговор – может, в Управлении кадров, может, с непосредственным начальством, может, в парткоме, – разговор, после которого женитьба на Ире исключается. Конечно, секретная «Инструкция Народного Комиссариата Внутренних дел» за номером 00134/13 от 21 декабря 1938 года, предписывающая отделам кадров облгоротделов УНКВД СССР в отборе кадров для НКВД руководствоваться не только окружением кандидата и, особенно его жены – «этого порой змеиного гнезда», социальным происхождением и бытовым поведением родителей и всех родственников – наличием разводов, многодетности, как признака дегенеративности матерей, смешанных браков, – видимых признаков дегенерации, как-то: косоглазие, нервные тики или судороги, хронические мигрени, шепелявость, заикание, родимые пятна и пр., – но, главное, национальным происхождением кандидата: «Для кадрового отбора в НКВД важно отсекать, в основном, лиц, у которых присутствует еврейская кровь. Вплоть до пятого колена необходимо интересоваться национальной принадлежностью близких родственников. Были ли в роду евреи» – эта секретная Инструкция потеряла свою силу. Но Сергачев уже познал силу неписаных законов его Ордена. Поставив же их перед свершившимся фактом, он обезопасит себя в одном, в главном – никто их не разведет, не разлучит. Будут осложнения, немалые осложнения. Возможно, приостановят следующее звание, отошлют на периферию, отправят в ссылку в милицию, может, просто уволят «по состоянию здоровья»… Всё может быть, но он выкрутится.

Своим служебным удостоверением в личных целях он впервые в жизни воспользовался в тот самый понедельник, когда пришел в ЗАГС к его открытию. Раскрыв невзрачную книжицу перед помертвевшим лицом престарелой блондинки с «халой» на голове, он сказал только два слова: «необходимо завтра». На другое утро они были «обвенчаны».

В Управлении он доложил по форме в тот же день. Рапорт восприняли индифферентно, записали данные его новых родственников – без комментариев, без оценок, без малейших эмоций. Никто никуда его не вызывал, никаких мер он не почувствовал. Только образовалась вокруг него какая-то пустота. Ровесники, так же, как и ранее, внешне дружелюбно приветствовали его, но никто не останавливался, чтобы переброситься парой слов, рассказать новый анекдот или пригласить попить пивка после службы, никто не подавал руки, не хлопал по плечу: «Привет, старичок»… Старшие же по званию и по возрасту просто перестали его замечать: завидев Николая, они неожиданно начинали куда-то целенаправленно перемещаться, их лица принимали выражение чрезвычайной занятости, в их движениях появлялась деловитая торопливость и озабоченность. Через неделю после ЗАГСа он услышал, зайдя в буфет, как подполковник Ламарчук, окруженный группой старших офицеров, громогласно заявил, что, если бы его сын женился на еврейке или полукровке, он бы собственноручно пристрелил его. Офицеры также шумно возражали, что его – Ламарчука – сын никогда такого бы не совершил, так как не та семья и не то воспитание. Они все стояли спиной к Сергачеву и, казалось, демонстративно его не замечали, но он знал, что эти слова предназначены ему, к его приходу подгаданы. Только полковник Кострюшкин, как-то встретив его у Седьмого подъезда, остановил: «Можно поздравить?» – «Можно, Владимир Сократович». – «По любви женился?» – «Так точно, по любви». – «Ну… и молодец! Не робей. Они привыкнут. Я тебя в обиду не дам. А с супругой познакомь».

Этого Николай забыть не мог.

Через пару дней он занес Сократычу несколько пирожков, собственноручно изготовленных Ириной, с капустой, грибами, мясом и сыром – оказалось, что она чудный кулинар, и это искусство интересовало ее значительно больше, нежели исполнительские принципы и традиции Ксении Александровны Эрдели или Веры Георгиевны Дуловой. Вообще Николай скоро понял, что с арфой его супруга «завяжет» сразу же после окончания Консерватории и полностью отдаст себя семейному делу. Это было прекрасно. Кострюшкин оценил качество пирожков. Вот тогда и началось их неформальное сотрудничество, та передача опыта и накопленных знаний, без которого невозможен прогресс в любом деле.