Собака была большая, лохматая, грязная. Она стояла чуть поодаль, не приближаясь и не отдаляясь. Взгляд был усталый, внимательный, доброжелательный, недоверчивый. Кончик напряженного хвоста чуть помахивал, как бы говоря: «ну-ну, посмотрим…»
– Ну, давай познакомимся.
– Зачем? – вопросительно шевельнулся кончик хвоста.
– Так ты – один, и я – один, вместе будет веселее.
– Кому?
– Нам с тобой. И кончай выпендриваться. Пошли ко мне домой.
– А мне и здесь хорошо.
– Не хочешь?
Хвост напрягся в задумчивости и опустился, то ли соглашаясь, то ли в испуге, что судьба, улыбнувшись на секунду, сейчас отвернется от нее.
– Пойдем, я тебя вымою, расчешу, как следует.
– А как насчет жрачки?
– Что у тебя за выражения? И накормлю как следует. Ты, наверное, давно уже не обедал по-человечески?
– Да я и по-собачьи давно не обедал.
– Давай, решай скорее!
В собаке явно происходила яростная борьба между врожденной доброжелательностью и желанием отведать настоящей жизни, с одной стороны, и горьким жизненным опытом, с другой.
– Что-то ты больно сладко поёшь…
– Во-первых, я тебе не певец, чтобы петь…
– Хорошо, прости…
– А во-вторых, если не понравится, уйдешь.
– Или ты выгонишь, когда надоем. Знаю я вас: побалуетесь и на помойку. А мне потом опять заново авторитет завоевывать, это стоит не одного сломанного ребра, прокусанного уха и вырванного клока шерсти. У меня и так ее мало осталось.
– Да не бзди ты…
– Ну вот и ты туда же… Помойка, а не речь…
– Прости, вырвалось. Задолбал ты меня своим недоверием.
– Жизнь учит. Она штука сложная.
– Это ты прав, дружок мой. Ты же мой дружок. Никуда я тебя не выгоню.
– Прямо не знаю…
Кончик хвоста осмелел и приподнялся, его белая кисточка начала приветливо помахивать, как бы отгоняя последние тени сомнения и недоверия.
– Слушай, с кем я только не беседовал: и с дворником, и с двумя старыми сплетницами с нашего двора, и с управдомом, и с начальством, и с подчиненными, и… и с сыночком моим мы всё время беседовали. Он у меня хорошим мальчиком был: умным, ласковым, внимательным… С кем я только не беседовал, а вот с собачьим хвостом – никогда! С товарищем Сталиным беседовал… Что ты смотришь?
Уши собаки приподнялись и напряглись, голова склонилась набок, глаза удивленно округлились.
– Не веришь?
– А ты сам-то себе веришь? Ишь хватил: с товарищем Сталиным он беседовал! О чем же вы толковали?