Абреки Шамиля [СИ]

— А чего же ты ее бросил? — Дарган с напускной строгостью пристукнул по столешнице обеими ладонями. — Тем самым, Петрашка, ты учинил разор нашему хозяйству.

— Что же мне, под чеченские пули надо было соваться? — повернулся к нему покрасневший от стыда и злости Петр. — Тогда бы я сейчас с вами здесь не сидел.

- То–то и оно, сынок, прежде чем что–то делать, надо поразмыслить мозгами, — сменив шутливый тон на строгость, наставительно произнес глава семейства. Таким жестким способом он хотел запечатлеть в голове у Петра его просчет, чтобы тот больше не допускал подобного в будущем. — Тебя из Червленной никто на ночь глядя не гнал, а в той станице проживает кум нашего внучка, а твоего племянника Александра. Заночевал бы у него, а утром поехал бы дальше.

— Батяка, а где гарантии, что разбойники и с утра бы засаду не устроили? — разрывая зубами кусок мяса, решился поддержать младшего брата Панкрат. Он прекрасно понимал, чего добивается от него отец. — Они сейчас злые как собаки, потому что Шамиль забил им головы газаватом против неверных.

— Значит, надо было дожидаться какой ни то попутной оказии. Помнишь, как под Гудермесским аулом мы по зиме едва сами не втемяшились в похожую историю?

— Спасибо, ноги унесли, — помолчав, согласился сотник и потер тыльной стороной ладони коричневый шрам на левой скуле. — Но там было куда как закручено.

Петр быстро обернулся к брату, он давно заметил новый рубец на его лице, протянувшийся от левого глаза почти до угла рта, но расспросить про это не было времени. Испуганно зыркнув глазами на мужа, Аленушка уткнулась ему в плечо и тут–же распрямилась. Она стеснялась показывать свои чувства на виду у всех, да и Павлушка как раз решил навести порядок в своей тарелке.

— А что там произошло? — все–таки не удержался от вопроса Петр.

— Тебе это интересно? — с усмешкой покосился на него Панкрат. — Ты ж променял мужское ремесло на белые панталоны в обтяжку.

— Перестаньте вы его подначивать, — вконец возмутилась Софьюшка под ставшие озабоченными перегляды находящихся за столом. — Это вас угораздило не жалеть своих жизней, а Пьер с Захаром выбрали правильную дорогу. В конце концов, каждый занимается тем, к чему его потянет.

— Да мы что, мы помалкиваем, — сдерживаясь, чтобы не засмеяться, опустил голову Дарган. Ему понравилась Панкратово упоминание про белые панталоны.

— Нет уж, вы лучше расскажите, как едва не остались под этой Гудермесской насовсем, — вдруг вскинулась Софьюшка, она поняла, что от этого примера толку будет больше. — Думаю, после такого признания Пьер сам рассудит, как ему поступать дальше.

Отец со страшим сыном посмотрели друг на друга, насупившись, отложили ложки и скорбно качнули чубатыми головами:

— О таком вспоминать до сих пор горестно, на всю жизь глубокая зарубка осталась, — наконец вместо отца отозвался Панкрат. — Зря ты, мамука, завела про это разговор.

— Нет, Пако, не зря, — супруга главы семьи упрямо смахнула с лица прядь светлых волос. — Не только я, но и ты с батькой обязаны помогать Пьеру с Захаром встать на правильный путь.

— Еще за ручку их водить, — недовольно пробурчал Дарган. — Как тех телков, до седых волос.

— Водить не следует, они и так почти отделились, а подсказать дельное мы обязаны.

— Пусть лучше расскажет, почему приехал без невесты, — после некоторого раздумья попытался перевести беседу в другое русло Панкрат. — Все уши своей немкой промозолил, в каждом письме про нее отписывал.

— А вот это точно, — встрепенулся от тяжелых мыслей и Дарган. — Про такое мы послушаем с превеликим нашим удовольствием.

Софьюшка сердито трепыхнула ноздрями, она знала, что если ее мужчины не пожелали в чем–то исповедаться, то силком их вряд ли заставишь. Она покосилась на сидевшего через стол Петра и едва удержалась от улыбки — таким удрученным был у него вид. Тем временем ее младший сын торопливо рассуждал, говорить ли семье всю правду, в том числе и о предложении Эльзы перевести московский особняк на свое имя. Или следует ограничиться шутливой присказкой, постаравшись не уронить в глазах ближайших родственников собственного достоинства. Наконец он решил признаться во второстепенном:

— Мне предложили проходить практику в голландском городе Амстердаме, а я решил настоять на своем отпуске в родную станицу.

— Ну и что? — развернулся к нему Дарган.

— Эльза надумала поддержать предложение ректора университета, и даже пообещала поехать со мной. Она сказала, что в казачьей станице делать совершенно нечего.

За столом возникло некоторое замешательство. Дарган смущенно покашлял в кулак, Панкрат со стуком отодвинул от себя чашку, сестры тоже не скрывали своего возмущения, воззрившись на Петра горящими глазами.

— Надо было послушать эту разумную девушку, — как–то неуверенно произнесла Софьюшка. — А когда дело дошло бы до свадьбы, она и нас не объехала бы стороной.

Глава семьи усмехнулся в седые усы, редко перечивший жене, сейчас он был категорически с ней не согласен: