Абреки Шамиля [СИ]

— Из Москвы, сударыня, — обернулся к ней Петр. — Что бы вы хотели узнать?

— Что там новенького? — дама в шелковом платье и в соломенной шляпке с цветами на ней подошла поближе, сверкнула сквозь сетку любопытными глазами. От нее за версту несло духами. — Мы уже скоро как месяц на минеральных водах, а газеты сюда доходят с большим опозданием.

— Ничего нового не произошло, разве что началось обустройство набережной Москвы реки до самого впадения в нее Яузы.

— Ну, эта затея не впервой, и первопрестольную желательно бы обустраивать не на северо–восток, а на запад, — отмахнулась подкованная в государственных делах курортница. — А что там с Венгрией, разве наш император еще не подавил восстание мадьяров?

— Сложно сказать, сударыня, но все идет к тому.

За спиной Петра послышался легкий шорох, он оглянулся, но ничего странного не заметил, лишь увидел, как напряглась кучка молодых кавказцев.

— Спасибо и на этом, — раскрывая зонтик над головой, поблагодарила казака женщина. — Желаю вам счастливого пути.

Он проводил ее взглядом до цветника посреди бульвара и снова развернулся ко входу в гостиницу. Лакея по прежнему не было видно, а в груди принялась разрастаться необъяснимая тревога. Джигиты странно перемигнулись, затем один из них стал отдаляться от подъезда, увлекая за собой остальных. Вертевшиеся между ними двое подростков тоже куда–то испарились. Петр подался корпусом к двуколке, заглянул под сидение в дальнем углу салона, где прятал дорожную сакву с деньгами и подарками родным. Но сумки там не оказалось, на полу лежала только свернутая в тугой жгут нагайка с вплетенным в нее свинцовым шариком. Моментально оценив обстановку, Петр схватил плеть и бросился наперерез приготовившимся сорваться в бега кавказцам. Одного он поймал за шкирку и швырнул на землю, подставив одновременно ногу второму, распластавшемуся на плитах тротуара. Третий джигит остановился сам, терзая рукоятку кинжала и сверкая черными зрачками как загнанный в силки бирюк–однолетка.

— А ну стоять, — ощерился на него казак, не переставая высматривать двух юрких подростков и нащупывая за поясом пистолет. — Где сумка с деньгами, бирючиное ваше племя?

— Где оставил, там и возьмешь, — гортанно выкрикнул джигит, нервно бегая пальцами по ножнам.

Юнцов нигде не было видно, наверное они или спрятались, или успели убежать совсем. Но то, что компания представляла из себя единое целое, сомнений не возникало. Обстановка накалялась, горец напротив понял, что перед ним не расхлябанный русский, которого можно было запугать одним грозным видом, а местный казак, конфликт с которым может дорого ему обойтись. К тому же, по закону гор, если он без нужды обнажал клинок из ножен, то вдевать его обратно он не имел права, не применив по назначению. И джигит, несмотря на лежащих уже на земле двоих товарищей, ждал выпада казака и в свою сторону, чтобы окончательно взорваться и принять вызов. Местные эти особенности Петр знал досконально, поэтому не торопился усложнять события, надеясь на мирный исход. Но за время своего отсутствия он запамятовал, что если горец пошел на какое–то дело, то обязан довести его до конца, годы учебы в первой столице империи успели расслабить и его. В подтверждение опрометчивости лишних шагов, когда нужно было действовать решительно, один из разбойников, лежащий на земле, извернулся гибким телом и нанес удар ноговицами по его ботинкам. Второй тут–же вскочил, отбежав к другу, выхватил длинный и узкий кинжал. Его примеру последовал и первый товарищ, занося над папахой исходивший сухой синевой клинок. Дальше медлить было нельзя, Петр вырвал из–за пояса пистолет и наставил на джигита, успевшего увернуться от его приемов, он больше остальных походил на вожака. Но нажимать на курок не поспешил, сознавая, что выстрел всполошит всю округу.

— Где саква с деньгами? — ударив носком ботинка разбойника, продолжавшего валяться на тротуаре, крикнул он. — Если не вернете сумку, перестреляю как бешеных собак.

Джигиты молча буравили его пылающими огнем зрачками, они словно навсегда превратились в глухонемых. Казак со всей силы еще разок двинул их соплеменника ботинком под ребра, наступил на потянувшуюся к кинжалу его руку.

— Я не собираюсь шутить, — крикнул он и выругался по татарски.