Более того, первоначально письмена противопоставлялись сфере профанного и материального и не могли быть связанными с хозяйственной деятельностью. В те времена в письменах видели вовсе не средство для хранения и передачи информации, а сакральные знаки, которые были связаны с высшими смыслами и предназначены для священнодействий. Так, согласно иудейскому мистическому трактату «Сефер Йецира» («Книга Творения»), из 22 букв и 10 чисел складывается все мироздание, и перебрать алфавит от «алефа» до «тава» означает то же самое, что и пройти вселенную от начала и до конца. Конечно, такое знание могло быть доступно только посвященным. Поэтому письменность была уделом особого разряда жрецов, таких, как кельтские друиды или священнокнижники в Египте, выступавшие в ритуальных шествиях с чернильным прибором и тростниковым пером.
Не соответствует известным фактам и традиционная попытка объяснения возникновения буквенно-звукового или алфавитного письма. Обычно считается, что впервые оно было изобретено в Финикии во II тыс. до н.э. Его появление приписывают прогрессу в развитии письменности и объясняют стремлением сделать ее общедоступной, поскольку существовавшая до нее иероглифическая письменность была слишком сложной и не отвечала задачам развивающейся торговли. На самом же деле финикийцам II тыс. до н.э. вовсе и не надо было ничего изобретать, так как первый алфавит к этому времени уже существовал. Он возник еще в Египте, одновременно с иероглифической письменностью, в которой, наряду с другими иероглифами, с самого начала существовали 24 буквенно-звуковых знака. Причем загадка становится еще более интригующей, если учесть, что в практической сфере египетское алфавитное письмо развития так и не получило. И это несмотря на то, что попытка упростить процесс письменности путем создания так называемого демотического письма (от греч. demotikos – популярный) в Египте предпринималась именно в отношении письма иероглифического, а никак не буквенно-звукового. То есть алфавит у египтян был предназначен явно не для упрощения процесса письма.
Да и никакого прогресса в древних обществах быть не могло, так как общества древности, являясь «традиционными», тяготели не к развитию, а, напротив, к сохранению традиций. Для них любые перемены и отход от устоявшихся форм воспринимались как крушение ориентиров и утрата смысла жизни и потому были невозможны. Поэтому говорить о прогрессе в развитии письменности применительно к древнему обществу было бы неправомерно в принципе.
Таким образом, смысл изобретения письменности не сводился к поиску средства для хранения и передачи информации, и думать, что в вопросе ее происхождения нет проблемы, значит, просто эту проблему не видеть. Поэтому задача данного раздела как раз и заключается в том, чтобы найти причину возникновения письменности, а с ней и стимулы, оказавшие влияние на лик нашей цивилизации.
2
Одной из величайших загадок, оставшихся нам в наследство от седой старины, является наскальная живопись. Уже в верхнем палеолите в пещерах на юге Франции и на севере Испании появляются десятки и сотни изображений животных, растений и людей. Причем, как правило, большинству из них свойственна конкретность и реалистичность. Чем объяснить подобный феномен? Откуда такое мастерство? И, главное, какая потребность могла заставить человека в условиях жесточайшей борьбы за существование заниматься столь бесполезным, с точки зрения физического выживания, делом?
Есть разные мнения на этот счет. Одни исследователи связывают это явление с верой в тотем, другие – с верой в духов. Некоторые расценивают его как средство привлечения половых партнеров, их оппоненты – как средство магического воздействия. Кто-то приписывает их возникновение «художественному инстинкту», а кто-то – желанию запечатлеть коллективный опыт общины. Словом, количество теорий, в которых делаются попытки дать ответы на эти вопросы, поистине безгранично. Однако все это больше напоминает процесс гадания на кофейной гуще, нежели серьезный научный анализ.
Проблема, на мой взгляд, заключается в том, что религией современной антропологии является вера в прогресс и, как следствие, убежденность, что каждое последующее поколение людей отличается от предыдущего только количеством накопленного опыта. Поэтому любая научная теория априори исходит из того, что в психологическом плане доисторический человек – это тот же современный человек, только невежественный. И там, где современный человек может применить научные знания, доисторическому не остается ничего другого, кроме наивной веры в духов, в тотем или в охотничью магию.