— Алёша тоже ведь дома учился, — не сдаётся отец.
— Да, но жил-то он отдельно!
— Соняш, я бы предложил тебе квартиру… Но не буду этого делать, потому что дома, со мной и мамой, тебе будет лучше, а нам спокойнее!
— Мне не нужна квартира, мне нужна самостоятельность!
— Соняш, это в жизни успеется. Ещё взвоешь от неё! Прошу тебя, поживи с родителями ещё хотя бы пару лет! Тебя рано выпускать из гнезда, ты не готова к жестокости мира, ты не готова к ответственности. Просто повзрослей, и мы с мамой слова тебе не скажем — куда захочешь, туда и поедешь!
Ослу понятно — всему виной чёртов клуб, вернее моя необдуманная выходка. Хотела привлечь к себе внимание — пожалуйста, привлекла. Ешь теперь Сонечка, только смотри не объешься!
Я ни разу не увижу Эштона в течение долгих трёх лет. При этом мне будет известно о его успехах, личных победах и достижениях на выбранном поприще, потому что абсолютно все в нашей семье, кроме меня, будут время от времени встречаться с ним. Даже мама, в периоды своих романтических поездок в Европу с Алексом, не говоря уже о сёстрах, которых туда возили специально для общения с братом. Лёшка тоже пару раз увидится с Эштоном, хотя это и не было запланировано. И только я — нечто среднее между изгоем и изолированным больным, помещённым в стерильный бокс.
Глава 22. Маюми
Я вижу его стоящим в холле в окружении родителей и сестёр. Одно лишь мгновение меняет меня, наполняя жизнью, вынимая из забвения, серости и беспроглядности, тоскливых будней одиночества. Нечто большое, волнительное, буквально будоражащее мои эмоции и чувства словно вдыхает в меня энергию жизни, радости, желания существовать на Земле.
Я рада видеть его… Вымотанная и обессиленная столь долгим ожиданием, в эту секунду моя душа живее всех живых, я счастлива!
Он изменился: стал взрослее, ещё чуть серьёзнее, чем раньше, чуть опытнее, чуть мудрее, шире в плечах и груди. Мужская сила расцвела в нём за эти годы: светлая рубашка не может скрыть красоту его крепких рук, нежно облегая очертания мышц, плотно натягиваясь на его плечах. Эштон следит за собой, это видно — грузчики овощных магазинов вряд ли могут похвастать таким совершенным телом. Он хочет быть сильным и красивым, вот только старается не для меня…
Рядом с ним миниатюрная, потрясающе красивая азиатка, изящная, стройная, почти без косметики. Они держатся за руки, их пальцы сплетены, Эштон улыбается и не отводит от своей утончённой спутницы глаз.
— Соня, Эштон знакомит нас с Маюми! — восклицает Аннабель. — Маюми — его девушка, и она из Японии! Правда, она прелесть?!
Маюми выдаёт премилейшую улыбку и кланяется мне, сложив на груди руки ладошками внутрь.
— Рада познакомиться. Софья, — выдавливаю, и эти три слова, мне кажется, отняли у моей бестолковой души пару лет жизни.
— Маюми! Очень приятно! Эштон говорил, что у него много сестёр, но не признавался, какие вы все красавицы!
Ну, на самом деле, красавиц здесь только две: Лурдес и сама Маюми. Мы с Аннабель — так, жертвы хорошего тона.
Все мы садимся за щедро накрытый в лучших русских традициях стол — мы ждали его, отцовского родного сына, готовились к приезду, предвкушали новую жизнь, радуясь тому, что время стёрло ошибки, разорвавшие нашу семью. Мама как всегда во главе стола, Алекс рядом — он не любит быть в центре, ссылаясь на то, что эта позиция до колик осточертела ему офисе. Но каждый из нас уже достаточно повзрослел, чтобы понять — он отдаёт первенство матери намеренно, вот только что именно хочет подчеркнуть подобными небольшими жестами — не ясно, потому что все основные, важные решения они всегда принимают вместе, договариваясь сперва между собой, и лишь потом выносят на общее обсуждение.
И снова я чувствую на себе взгляд. Это не Эштон, нет. Это отец. Я знаю, как сильно он любит меня, знаю, как печётся о моём счастье и безопасности, но я уже большая девочка, чтобы осознавать, как давит меня эта забота. Чрезмерная любовь — такое же зло, как и её недостаток.
Я взрослая женщина, которая отдаёт отчёт своим поступкам, знает свои недостатки и слабости, и иногда ей жизненно необходимо просто принять их, расслабиться и дать волю чувствам, эмоциям, ведь если их не выпускать, они разорвут так же, как это случилось тогда… в том злополучном клубе.
Я хочу просто насмотреться на него, налюбоваться, запомнить его новые, изменившиеся мужские черты. Это всё, что мне нужно, большего не прошу, но дай же мне, отец, хоть это! Такая малость мне нужна — всего несколько свободных вдохов, отпусти меня, умоляю, освободи из оков своего стального всевидящего взгляда!
И он словно слышит меня: встаёт и выходит, сославшись на необходимость позвонить. Я не знаю, правда, это или нет, но возможность свою использую максимально.