Абсолютная энциклопедия (Том 2)

Некоторое время он стоял неподвижно, затем повернулся и пошел обратно в гостиную. Подобное состояние душевной пустоты и физической слабости всегда овладевало им после того, как в его душе внезапно рождались поэтические строки, - своеобразная ответная реакция на затрату огромных внутренних сил.

Но, подумал он, поэтическое вдохновение всегда оставляло после себя некий осязаемый результат. В то время как сейчас.., но, не успев еще додумать до конца, Хэл понял, что и сейчас какой-то результат все же остался. Происшедшая в нем перемена теперь позволила ему увидеть дом совсем другими глазами.

Теперь, куда бы он ни посмотрел, ему казалось, что на всем, словно патина, лежал отпечаток узнаваемости. Стоило ему войти в гостиную, как в глаза ему бросился портрет Ичан Хана, такое родное и до мельчайших подробностей знакомое лицо. Ему казалось, что его пальцы и ладонь до сих пор помнят рукоять сабли, висевшей над камином, и мысленным взором он видел, как неожиданно вспыхивает и сверкает вынутый из ножен клинок. Все в комнате находило в нем отклик, отдаваясь эхом в его памяти.

Хэл опустился в кресло; он чувствовал, как медленно оттаивает душа, скованная холодом, охватившим его возле могил. Сейчас все вокруг него, весь дом сотрясался от беззвучного гула звуков прошлого. Он сидел, вслушиваясь в них, как вдруг, повинуясь какому-то импульсу, резко поднялся и поспешил в угол комнаты. На деревянной полированной поверхности крайней панели восточной стены не было никаких отметин, но что-то подсказало ему приложить к ней ладонь правой руки. Панель легко поддалась, отъехав вправо. Открылся высокий узкий проход, ведущий прямо из гостиной в библиотеку.

Хэл вспомнил, что Малахия упоминал о нем в своих рассказах о Грэймхаусе. С этим проходом связано что-то особенное. Хэл на мгновение задумался... Ну конечно же, именно здесь юные отпрыски Грэймов отмечали свой рост - на левом косяке двери виднелись тонкие аккуратные темные линии, рядом с которыми были проставлены имена и даты. Хэл нашел инициалы Донала, но выше этой отметки, сделанной в пятилетнем возрасте, других отметок с его именем не оказалось.

В то время Донал был ниже всех остальных мужчин семьи Грэймов. Неудивительно, что как только мальчик это понял, он перестал в дальнейшем измерять свой рост. Хэл посмотрел на дверной проем, и в памяти всплыла еще одна деталь. Малахия как-то упомянул о том, что во всех поколениях Грэймов среди членов семьи не было ни одного столь крупного мужчины, чтобы он полностью занял собой весь дверной проем, за исключением близнецов - Яна и Кенси, дядьев Донала.

Несомненно, сама мысль о том, чтобы примерить свой рост к этим отметкам, даже зная, что он здесь один и никто об этом никогда не узнает, была глупостью. Но чем дольше он здесь стоял, тем сильнее становилось его желание.

Рассудок и логика здесь были бессильны. То, что толкало его на этот поступок, было частью поиска доказательств его принадлежности к тем, кто жил здесь.

Хэл отбросил прочь все сомнения, шагнул в дверной проем и выпрямился.

Он похолодел От волнения, почувствовав, как его макушка уперлась в верхнюю планку дверного проема. Конечно же, он давно знал, что ростом выше обычного человека. И все же с трудом осознавалось, что он такого же роста, как и Ян Грэйм. В его воображении Ян до сих пор оставался гигантом, возвышающимся, словно башня, над остальными людьми, и поэтому на какой-то момент он просто отказывался поверить в то, о чем поведал ему дверной проем.

Лишь спустя какое-то время Хэл обратил внимание на то, что хотя он и упирается головой в притолоку, но его плечи все же не касаются вертикальных стоек дверного проема. Вряд ли ему когда-нибудь удастся настолько раздаться в плечах. Странно, но он почувствовал явное облегчение. Он был еще не готов стать Яном, во всяком случае не сейчас.

Он вышел из дверного проема; датчики как будто только этого и ждали: дверь тут же скользнула на место, закрыв проход, и стена снова стала единым целым. Хэл повернулся лицом к гостиной. С того момента, когда он в спальне ощутил себя Доналом, его восприятие окружающего еще более обострилось. Однако сейчас оно стало просто невыносимым, вызывая чувство почти физической боли.

Запах, который он ощущал, цветовая палитра, очертания предметов, звуки и эхо шагов во время его блуждания по дому, свет из окон и внутреннее освещение длинного коридора, идущего вдоль кабинетов и спален, - все это перекинуло мостик между ним и теми, кто когда-то ходил по этому дому, и наконец-то Хэл окончательно осознал, что также принадлежит дому наравне с ними.

В этом не было никакого чуда, все вполне объяснимо с точки зрения человеческой психики. Тем не менее он чувствовал себя так, как будто нарушил границу чего-то гораздо более таинственного и оказался в области, доселе еще никому не ведомой.