Абсолютная пустота

Дошел ли до издателей смысл этого удивительного урока? В определенном смысле — да. Не думаю, что они поняли все буквально в тех выражениях, как сказано выше, но что-то они уловили — инстинктом, нюхом, чутьем — ибо начали поставлять на рынок варианты «конструкторов», которые расходились куда бойчее, поскольку позволяли варганить чисто порнографические и непристойные поделки. Недобитки эстетов вздохнули с облегчением — хотя бы почтенные останки шедевров покоятся с миром. Проблема вмиг перестала их интересовать, и со страниц элитарных литературных журналов исчезли статьи, в коих раздирались одежды и головы (высоколобые) посыпались пеплом. Что бы там ни творилось в неэлитарных и недоэлитарных читательских кругах, Олимпа искусств и его зевсов это не касается. Чуть позже Олимп еще раз пробудился от спячки, когда Бернар де ла Тай, сконструировав повесть из переведенного на французский набора «Большая вечеринка», получил за нее премию «Фемина». Не обошлось без скандала, поскольку ушлый француз не сообщил жюри, что его опус — не самостоятельное сочинение, а результат компиляции. Повесть де ла Тая («Война в темноте») не лишена достоинств — ведь ее конструирование потребовало таких способностей и широты интересов, коих обычно не проявляли рядовые потребители наборов «Do yourself a book». Но этот обособленный случай ничего не изменил. С самого начала было очевидно, что «Do yourself a book» балансирует на грани глупого фарса и коммерческой порнографии. Состояния на сем предприятии никто не нажил. Приученных довольствоваться крохами эстетов радует уже то, что персонажи из бульварных романчиков больше не прутся на паркеты толстовских салонов, а благородные девицы, вроде сестры Раскольникова, избавлены от совокупления с подонками и дегенератами.

В Англии еще влачит существование фарсовая версия «Do yourself a book». Там выпускаются наборы, позволяющие конструировать коротенькие тексты а-ля «pure nonsense»[36]. Доморощенный литератор развлекается тем, что в его микророманчике в бутылку вместо сока наливают всю честную компанию, что сэр Галахад заводит амуры с собственным конем, а священник во время мессы гоняет детский электрический поезд прямо в алтаре и т. п. Похоже, англичан эта околесица веселит, поскольку в некоторых журналах даже завели постоянную рубрику для подобных опусов. Однако на материке «Do yourself a book» практически перевелись.

Можно процитировать догадку некоего швейцарского критика, который иначе чем мы объясняет крах предприятия: «Публика, — считает он, — слишком разленилась, чтобы хотеть собственноручно кого-то раздевать, насиловать или мучить. Все это за нее нынче делают профессионалы. Прожект „Do yourself a book“ наверняка преуспел бы, появись он лет шестьдесят назад. Опоздав родиться, младенец умер при родах». Что можно прибавить к этой констатации, кроме тяжкого вздоха?

Одиссей из Итаки [37]

Автор — американец; полное имя героя романа — Гомер Мария Одиссей; Итака, где он появился на свет, — городишко с четырьмя тысячами жителей в штате Массачусетс. Тем не менее речь идет об экспедиции Одиссея из Итаки, исполненной глубокого смысла и восходящей тем самым к почтенному первообразу. Гомер М. Одиссей предстает перед судом по обвинению в поджоге машины, принадлежащей профессору И. Г. Хатчинсону из Рокфеллеровского фонда. Причины, по которым он должен был поджечь машину, он откроет лишь при условии, что профессор лично явится в суд. Когда же это требование удовлетворяется, Одиссей, заявив, что хочет сообщить профессору шепотом нечто крайне важное, кусает его за ухо. Скандал обеспечен; назначенный судом адвокат требует психиатрической экспертизы, судья колеблется, а ответчик произносит речь со скамьи подсудимых, объясняя, что метил в Геростраты, поскольку автомобили — святыни нашей эпохи, а профессора укусил за ухо по примеру Ставрогина, который прославился именно этим. Ему тоже необходима известность — ради денег, которые можно на ней заработать; так он сможет финансировать план, имеющий целью благо человечества.

Эту пламенную речь прерывает судья. Одиссей получает два месяца за уничтожение автомобиля и еще два — за неуважение к суду. Вдобавок его ожидает иск, возбужденный Хатчинсоном, которому он повредил ушную раковину.

Одиссей, однако, успевает вручить судебным репортерам свою брошюру. Тем самым он добивается своего: пресса будет о нем писать.