Абсолютная власть

Да, а вдруг Джон заподозрил что-то и тоже теперь начеку? Вдруг он осмотрит тубу, увидит прокол и не станет есть? Ну что ж, не станет, так не станет, значит не судьба. Значить быть мне вторым. Джона будут качать, носить на руках, приглашать повсюду и брать у него автографы, а на нас с Энтони никто и не взглянет. Нет, я немного перегнул. У нас тоже будут просить автографы и приглашать на телепередачи, но основная слава достанется Джону. А за что? За то, что кто-то там решил, что первым должен быть американец? С какой стати? Какими политическими соображениями руководствовались на Земле, когда принимали решение? Да никакими, скорее всего, просто наши вложили в проект гораздо меньше денег, мы же бедные, нищие, даром что с ракетами. Первым должен быть русский! Это я так решил, я! Я уверен, что меня одобрят наши. Вздор, кто меня будет одобрять? У Джона сделалось расстройство желудка, он прикипел к унитазу. Не ждать же, когда он придет в себя. Режим посадки расписан по минутам. После посадки мы ровно сутки привыкаем к силе тяжести - за полгода невесомости мускулы атрофировались, несмотря на то, что мы старались поддерживать их на тренажерах. Потом Джон должен открыть люк и выйти на поверхность. Все это будет фиксировать видеокамера, которую мы вывесим на специальном шесте. Потом он вернется, пробыв на поверхности не более минуты. Через час (только через час! Я же просто с ума сойду за этот час!) Он выйдет второй раз, и, следом за ним - я. Какая сволочь придумала этот час? В общей сложности мы пробудем на поверхности одни земные сутки. Потом старт, и прощай, красная планета!

Того времени, что мы будем сидеть, привыкая к силе тяжести, мне должно с избытком хватить на то, чтобы вколоть в тубу слабительного и подсунуть ее Джону.

А сейчас мы готовимся к переходу в посадочный модуль. Проверяем, чтобы все было в норме - продукты, вода, горючее, приборы, исправность систем. Модуль снаряжен для посадки еще на Земле, но мы очень тщательно проверяем все в сотый раз, потому что от этого сооружения зависит наша жизнь.

Наконец мы переходим, прощаемся с Энтони и задраиваем люк. Кабина посадочного модуля чуть больше легкового автомобиля. Здесь же, за спинками кресел, располагается тот самый пресловутый унитаз, который поможет мне сделать так, чтобы первым человеком, вышедшим на поверхность Марса, стал русский, то есть я.

Вот вам роль вещей в истории! Унитаз. Очко, охватывающее задницу, и отсасывающее продукты жизнедеятельности в условиях невесомости.

Боже мой! Неужели я сделаю это? Сделаю, сделаю, вот и склянка со слабительным во внутреннем кармане комбинезона, и шприц там же. Игла тонкая, прокол получится почти незаметным. Боже, прости мою душу грешную! Иначе гореть мне в аду!

Модуль отделяется от корабля, мы готовимся к перегрузкам, пристегиваем ремни. Джон переговаривается с Энтони, я сосредоточенно молчу, раздумывая о том, как мне получше обстряпать мое гнусное дельце. Морально я уже почти готов к преступлению... Бог мой, кто произнес это слово - преступление? Какое же это преступление?! Это невинная шалость ради того, чтобы стать первым! Я ведь никого не убиваю, не краду... Крадешь, еще как крадешь! Крадешь чужую славу, присваиваешь то, что тебе не принадлежит. Ну хорошо, хорошо! Не буду я ничего делать. Просижу в модуле, пока Джон будет топтаться по марсианскому песку, радостно гукать и передавать приветы всем грудастым девчонкам Земли. А потом всю жизнь буду кусать локти.

Вспомни, вспомни, что тебе перед полетом сказал Григорий Петрович, руководитель проекта с российской стороны.

- Жалко, Юра, что первым будет не наш человек. Ох, как жалко!

И при этом так многозначительно на меня посмотрел! Очень многозначительно! Или это мне сейчас так кажется?

Нас начинает жутко трясти - входим в плотные слои атмосферы. Закрываю глаза и молю Бога о том, чтобы не случилось ничего, чтобы оставил нас в живых, дал долететь до поверхности и мягко приземлиться. Боже, дай сесть спокойно!

В иллюминаторах бушует пламя, двигатели натужно ревут, тормозя, я считаю про себя секунды. Тело непослушно, на него навалилась дикая тяжесть, которая не дает дышать. Сердце бьется еле-еле, оно привыкло к невесомости, ему тяжело гонять кровь по такому тяжелому телу. Перед глазами разноцветные круги, я не могу поднять веки, как гоголевский Вий. Поднимите мне веки! Когда же кончится эта пытка?

- Высота тридцать километров, - слышу будничный голос Джона. - Становимся на крыло.

Тяжесть еще более увеличивается, в посадочном модуле что-то трещит. Это конструкция крыльев выдвигается из корпуса и принимает нагрузку на себя.

- Джон, а Джон, - говорю я, с трудом ворочая непослушным языком. - А если бы на Марсе вдруг не оказалось атмосферы?

- С чего бы это? - недоуменно отвечает Джон.

- Ну, так получилось бы. Вдруг ученые ошиблись?

- Чепуха! Что это тебе в голову пришло?

- Да так. Со страху, наверное.

- Ты про страх молчи лучше. Астронавту бояться не пристало.

- Ты не боишься, что ли?

- Боюсь, - сознается Джон. - Поджилки трясутся так, что зуб на зуб не попадает.