– Так чего ты ждешь? Тащи свою задницу в школу, натяни улыбку на свою милую мордашку и скажи своей наставнице, что у нее есть основания тобой гордиться. Договорились?
– Хорошо, – вру я, зная, что все еще не готова показаться в кабинете миссис Крэннон.
Я вообще не уверена, что когда-нибудь смогу посмотреть ей в глаза. Да и вообще
Стыд проник даже в мои кости. И они кажутся мне невероятно тяжелыми, когда я покидаю свое крошечное убежище-дом и выхожу в мир, полный людей, которые меня презирают.
08:27
На пути в школу еще больше журналистов, они преследуют меня, и без Аджиты, которая меня защищала, все кажется намного хуже. Они не отстают от меня до самых школьных ворот со своими пушистыми микрофонами и телевизионными камерами, блокнотами и мигающими диктофонами, хотя я не говорю ни слова. Я даже стараюсь сохранять крайне безразличное выражение на лице на случай, если вдруг они захотят запечатлеть меня: а) сердитой, б) опустошенной или б) какой угодно, кроме как в образе бездушной ледяной королевы, в котором я предпочитаю казаться.
За школьными воротами не лучше. Ко мне никто не подходит, но все на меня пялятся. Такая сцена уже стала штампом, но так и есть. Все. Пялятся. Ни один человек не отводит взгляда, пока я пересекаю двор. Я слышу обрывки разговора – с уже привычными словечками «шлюха», «шалава» и «самоуважение», – но не позволяю себе роскоши задержаться, чтобы послушать остальное.
Как бы я ни презирала мальчика японца, который гонялся за мной с телефоном, или неряшливого парня, подошедшего ко мне, чтобы сказать комплимент по поводу пирсинга на соске, но благодаря им я не чувствовала себя в изоляции.
Нет ничего хуже ощущения, когда на тебя смотрят, но даже не пытаются с тобой заговорить. От него жжет и колет, словно ты муравей, жарящийся под увеличительным стеклом.
10:23
Тэд Вон использует мою откровенную фотографию как повод для выражения своих патриархальных женоненавистнических взглядов. Он публикует категоричное заявление о том, как скучает по старым временам, когда женщины и элегантно одевались, и вели себя почтительно, и прислуживали своим хозяевам мужчинам как тихие маленькие бесхребетные мышки. И все в этом роде.
Меня ужасно раздражает, что я стала иконой всех проблем американских подростков. Некоторые так стараются привлечь к себе внимание, что даже отправляются на реалити-шоу и притворяются безмозглыми идиотами, а я всего лишь жила своей жизнью: занялась сексом на скамейке в саду и отправила фотографию в стиле ню одному засранцу, но каким-то образом обо мне узнала вся страна.
А ведь среди подростков есть реально достойные стать иконами поколения. Те, что борются за равенство, с несправедливостью, за права человека. Так обратите на
Пока я писаю и восхищаюсь некоторой оригинальностью клеветы в мой адрес, две каких-то девушки начинают болтать. Судя по голосам, девятиклассницы. И их разговор примерно такой:
– Мы просто перебрасывались сообщениями, понимаешь? Слегка подшучивали друг над другом. Он и правда забавный, в смысле живой, веселый, я прямо подзаряжалась от него, понимаешь? С ним легко говорить, в отличие от наших ровесников, понимаешь?
– Да, понимаю.
В этот момент я прямо чувствую облегчение, что мы установили понимание Второй Девочкой сказанного Первой.
– А затем ни с того ни с сего он начинает посылать мне странные сообщения! Спрашивает, что бы я надевала или делала, если бы мы встречались. Мне было так неловко, но пришлось ему подыграть, чтобы он не подумал, что я фригидна, понимаешь?
Господи.
– Боже, Луиза! Не могу в это поверить!
– Знаю! Но самое невероятное то, что он попросил прислать ему фотографию. Я подумала: «Фу, нет!» Мне бы не хотелось закончить, как Иззи О’Нилл, понимаешь?
– Тьфу, конечно, понимаю. Меня удивляет, что она еще не выпрыгнула из окна.
И в этот момент я выхожу из кабинки. Выражения их лиц представляют собой кладезь для шуток, но мне почему-то совсем не хочется смеяться.
10:59
Ни Аджита, ни Карсон, похоже, не появлялись в школе. Что касается Карсона, то я даже рада. Хоть мне и не хочется в этом признаваться, он начал нравиться мне по-настоящему. Сейчас я чувствую себя опустошенной: он оказался даже хуже, чем остальные. А больше всего на свете мне ненавистно то, что Дэнни оказался прав: «Не каждый парень будет мириться с подобным дерьмом, не говоря уже о том, чтобы