Абсолютное оружие

– Почему, – поинтересовался другой, – есть Закон восемнадцати? Почему, когда собираются восемнадцать, появляется девятнадцатый?

Но разумеется, ответ был частью другого, большего вопроса, а его-то они и не задали.

Закон восемнадцати породил девятнадцатого, и все девятнадцать пропали.

Ответчик продолжал тихо бубнить себе вопросы и сам на них отвечал.

– Ну вот, – вздохнул Морран. – Теперь все позади.

Он похлопал Лингмана по плечу – легонько, словно опасаясь, что тот рассыплется.

Старый биолог обессилел.

– Пойдем, – сказал Лингман. Он не хотел терять время. В сущности, терять было нечего.

Надев скафандры, они зашагали по узкой тропинке.

– Не так быстро, – попросил Лингман.

– Хорошо, – согласился Морран.

Они шли плечом к плечу по планете, отличной от всех других планет, летящей вокруг звезды, отличной от всех других звезд.

– Сюда, – указал Морран. – Легенды были верны. Тропинка, ведущая к каменным ступеням, каменные ступени – во внутренний дворик… И – Ответчик!

Ответчик представился им белым экраном в стене. На их взгляд, он был крайне прост.

Лингман сцепил задрожавшие руки. Наступила решающая минута его жизни, всех его трудов, споров…

– Помни, – сказал он Моррану, – мы и представить не в состоянии, какой может оказаться правда.

– Я готов! – восторженно воскликнул Морран.

– Очень хорошо. Ответчик, – обратился Лингман высоким слабым голосом, – что такое жизнь?

Голос раздался в их головах:

– Вопрос лишен смысла. Под «жизнью» спрашивающий подразумевает частный феномен, объяснимый лишь в терминах целого.

– Частью какого целого является жизнь? – спросил Лингман.

– Данный вопрос в настоящей форме не может разрешиться. Спрашивающий все еще рассматривает «жизнь» субъективно, со своей ограниченной точки зрения.

– Ответь же в собственных терминах, – сказал Морран.

– Я лишь отвечаю на вопросы, – грустно произнес Ответчик.

Наступило молчание.

– Расширяется ли Вселенная? – спросил Морран.

– Термин «расширение» неприложим к данной ситуации. Спрашивающий оперирует ложной концепцией Вселенной.

– Ты можешь нам сказать хоть что-нибудь?

– Я могу ответить на любой правильно поставленный вопрос, касающийся природы вещей.

Физик и биолог обменялись взглядами.

– Кажется, я понимаю, что он имеет в виду, – печально проговорил Лингман. – Наши основные допущения неверны. Все до единого.

– Невозможно! – возразил Морран. – Наука…

– Частные истины, – бесконечно усталым голосом заметил Лингман. – По крайней мере, мы выяснили, что наши заключения относительно наблюдаемых феноменов ложны.

– А закон простейшего предположения?

– Всего лишь теория.

– Но жизнь… безусловно, он может сказать, что такое жизнь?

– Взгляни на это дело так, – задумчиво проговорил Лингман. – Положим, ты спрашиваешь: «Почему я родился под созвездием Скорпиона при проходе через Сатурн?» Я не сумею ответить на твой вопрос в терминах зодиака, потому что зодиак тут совершенно ни при чем.

– Ясно, – медленно выговорил Морран. – Он не в состоянии ответить на наши вопросы, оперируя нашими понятиями и предположениями.

– Думаю, именно так. Он связан корректно поставленными вопросами, а вопросы требуют знаний, которыми мы не располагаем.

– Значит, мы даже не можем задать верный вопрос? – возмутился Морран. – Не верю. Хоть что-то мы должны знать. – Он повернулся к Ответчику. – Что есть смерть?

– Я не могу определить антропоморфизм.

– Смерть – антропоморфизм! – воскликнул Морран, и Лингман быстро обернулся. – Ну наконец-то сдвинулись с места.

– Реален ли антропоморфизм?

– Антропоморфизм можно классифицировать экспериментально как: А – ложные истины, или Б – частные истины – в терминах частной ситуации.

– Что здесь применимо?

– И то и другое.

Ничего более конкретного они не добились. Долгие часы они мучили Ответчик, мучили себя, но правда ускользала все дальше и дальше.

– Я скоро сойду с ума, – не выдержал Морран. – Перед нами разгадки всей Вселенной, но они откроются лишь при верном вопросе. А откуда нам взять эти верные вопросы?!

Лингман опустился на землю, привалился к каменной стене и закрыл глаза.

– Дикари – вот мы кто, – продолжал Морран, нервно расхаживая перед Ответчиком. – Представьте себе бушмена, требующего у физика, чтобы тот объяснил, почему нельзя пустить стрелу в солнце. Ученый может объяснить это только своими терминами. Как иначе?

– Ученый и пытаться не станет, – едва слышно проговорил Лингман. – Он сразу поймет тщетность объяснения.

– Или вот как вы разъясните дикарю вращение Земли вокруг собственной оси, не погрешив научной точностью?

Лингман молчал.

– А, ладно… Пойдемте, сэр?

Пальцы Лингмана были судорожно сжаты, щеки впали, глаза остекленели.

– Сэр! Сэр! – затряс его Морран.

Ответчик знал, что ответа не будет.

Один на планете – не большой и не малой, а как раз подходящего размера – ждал Ответчик. Он не может помочь тем, кто приходит к нему, ибо даже Ответчик не всесилен.

Вселенная? Жизнь? Смерть? Багрянец? Восемнадцать?

Частные истины, полуистины, крохи великого вопроса.

И бормочет Ответчик вопросы сам себе, верные вопросы, которые никто не может понять.

И как их понять?