Абсолютное оружие (СИ)

Чтобы сдержаться и не позвать на помощь, я крепко закусила костяшку согнутого указательного пальца и осторожно опустилась на колени рядом с расслабленно распростёртым мужчиной. Так, неотрывно глядя на его грудь, и сидела: на лицо смотреть было жутко, а вот наблюдая за мерным и ровным дыханием, было проще уговорить себя, что всё хорошо.

Вдох-выдох, вдох-выдох, медленно, редко, на четыре счёта. Я даже не заметила, когда начала дышать одновременно с ним, точно так же медленно и ритмично, боясь хоть на мгновение отвлечься, будто это могло как-то повлиять на ситуацию.

Я совершенно потеряла счёт времени. Настолько, что внутренние часы будто остановились, и я даже при старании не могла бы вспомнить, сколько я вот так просидела без малейшего движения.

Шевелиться тоже было страшно. Как будто стоит отвести глаза, двинуть рукой — и смертельно опасный хищник, беззащитный и уязвимый сейчас настолько, что мне было не по себе, просто навсегда перестанет дышать.

Как хорошо, что этот мирный настолько боялся горячего и не рискнул попытаться убить его самостоятельно, предпочитая действовать чужими руками. Вот именно сейчас у него, кажется, могло бы получиться. И от этой мысли становилось ещё страшнее.

Хорошо, что к нам никто больше не рискнул подойти. Я, кажется, без разговоров убила бы любого, показавшегося угрозой. Учитывая, что я переживала за состояние капитана практически до паники, угрозой могло стать любое несанкционированное движение в поле зрения.

Вахта моя окончилась внезапно. Райш вдруг надсадно закашлялся и тихо пробормотал, не открывая глаз:

— Пить…

Скорости, с какой я спустилась на твёрдую почву, добежала до импровизированного лагеря, выхватила у кого-то из штурмовиков плошку с водой и с ней же в руках взлетела обратно, мог позавидовать не то что любой человек, — любой космический корабль. И, к слову, я не пролила ни капли.

Придерживая за плечи, аккуратно приподняла горячего, прижимая к губам прохладный край глиняной посудины. Пил он жадно, захлёбываясь; осушил плошку в несколько глотков и, вывернувшись из моих рук, неловко опираясь на собственный локоть, вновь закашлялся. Теперь я видела, как светлую поверхность камней марают мелкие тёмные пятна; кашлял он тоже с кровью.

— Ларговы яйца, — проговорил, или, вернее, прохрипел, горячий. — Уродские каменюки, — буркнул, пытаясь подняться на четвереньки. Я, опомнившись, кинулась помогать, и, против ожидания, горячий помощь принял.

— Спасибо. Как же мне дерьмово, — хмыкнул капитан, с моей помощью поднявшийся на ноги.

— Хорошо, что тут зеркал нет, — качнув головой, я поднырнула под локоть мужчины, обхватывая его за талию и помогая идти. В принципе, я его и понести могу без особых проблем. Но, боюсь, он такого предложения не оценит. — А то бы тебе было ещё дерьмовей.

Шмыгнув носом, Райш утёр его рукой и, глянув на руку, что-то неразборчиво пробормотал. И мы потихоньку поковыляли к «выходу».

— Как результаты переговоров? — осторожно спросила я.

— Нормально, можно улетать, — кивнул он. Потом остановился, недовольно поморщился и протянув руку, без видимого усилия отломил от какого-то сталагмита кусок кристалла размером с половину моей головы. — На, держи. Только осторожно, головой отвечаешь, — строго проговорил горячий.

— Хорошо. Ты только лучше молчи, а то на тебя смотреть-то страшно, а уж когда начинаешь вот так сипеть…

— Сама спросила, — возразил он.

Впрочем, горячий довольно быстро пришёл в себя, и сумел спуститься без моей помощи. Оно и кстати, я не представляла, как ему можно помочь карабкаться по почти отвесной стене.

Райш.

Сложно вот так, с ходу, словами описать всю плачевность моего состояния. Я проклинал Ханса, согласившегося меня учить этим психо-техникам, свою самонадеянность и упорство; но эти проклятья, при всей своей прелести, не помогали. Ни самостоятельно стоять, ни самостоятельно идти, ни самостоятельно думать.

С последним было особенно трудно. Ощущение складывалось такое, что мой мозг вынули из головы, тщательно измельчили и влили обратно. Попытка же дотянуться до психополя причинила такую боль, что новых я решил не предпринимать. Утешал себя мыслью «не очень-то и хотелось».

Вот идти самостоятельно хотелось сильно. А ещё хотелось перестать чувствовать себя слабее младенца. Я был благодарен Экси, что она так своевременно оказалась рядом, но с трудом перебарывал собственную злость по этому же поводу. Одно дело — осознавать собственную слабость и пытаться её побороть, и совсем другое — когда твою слабость видят окружающие, особенно — тха-аш.

Мысль о том, что я вот сейчас в таком виде предстану перед отрядом штурмовиков, да ещё перед толпой мирных, повергла меня в ужас. И она же подстегнула, заставила организм мобилизоваться и вновь обрести способность к самостоятельному прямохождению. Что там, я даже сумел аккуратно спуститься с кристаллического конгломерата на твёрдую почву, а не рухнуть мешком.