— Кому повезет, Ри-ри. У кого больше жажда жизни. Кто ничем не погнушается, чтобы спастись.
— Даже убийством?
— Тем более убийством, — горько усмехнулся. — Некоторые принимают доброту за слабость. И это еще одна из причин, почему я предпочитаю язык силы.
— Насилие вызывает лишь страх, но не уважение. Долго продолжится власть без уважения и веры?
— Насколько хватит силы.
Меня взяла оторопь оттого, что я увидела в его глазах — жажду мести, и направлена она была отнюдь не на Идира. Кто-то другой представлял для него большую угрозу, чем разгневанный бывший соратник.
—
Я огляделась, ища на пляже других людей, но он был пуст. Только мы вдвоем. Постаралась успокоиться и забыть об этом. Просто показалось.
Закрыла глаза и легла на спину, подставляя лицо теплому солнцу. В ладони собирала сыпучий песок, что ускользало сквозь пальцы и слушала. Песню величественного океана.
Неосознанно я начала подпевать. Вначале это был просто мотив без слов, но постепенно всё отчетливее всплывали в памяти обрывки фраз. Я хваталась за них, силясь вспомнить песню полностью. Никак не удавалось, пока я не перестала стараться. Точно как с имиртом. Тогда все разрозненные строчки сложились в законченную композицию.
Впервые исполнила эту песню, даже никогда раньше не слышала ее. Возможность того, что я ее сочинила сама тоже отметала. Я на такое просто не способна. Нет талантта, нет дара…
Распахнула глаза и села, обращаясь к Дану. Его лицо превратилось в каменную маску.
— Знаешь эту песню?
— Это старинная песня, — его голос звучал безжизненно. — На языке элери — мертвом языке.
Попыталась вспомнить слова. Для меня они звучали ясно, так же четко я понимала их смысл. Словно на родном языке.
— Никогда больше не пой ее, — потребовал Дан, переводя на меня потемневший взгляд. — Пообещай, Ри-ри, — сжал ладонями лицо, почти умоляя.
Пальцы больно впивались в кожу, глаза жгли подступающие слезы от необъяснимого страха.
— Обещаю, — лгала и себе и ему. — Обещаю.
Дан получил желаемое и ослабил хватку.
— Прости, — по горящим щекам следом прошлись его пальцы, заглаживаю вину. — Никто не узнает, — делил со мной очередной секрет. — Я не отдам тебя
***
Закатное солнце давно скрылось за горизонтом, когда мы подходили к дому. Вокруг слепило белизной, а первый неверный мороз щипал щеки и лицо. Кожаная куртка Дана почти не согревала, а летние балетки скользили по мощеным дорожкам, усыпанным первым талым снегом.
Дом встретил приятным теплом. И громкими голосами.
— … и наконец, мы его нашли, — с запалом рассказывала кому-то Алу.
Рем почти не запыхался и говорил ровным тоном.
— Не мы, а я! — поправил ее Рем, будучи явно недовольным. — Ты должна была следить за ним! — бросил он упрек.
— Это я и делала, — сквозь зубы процедила Алу.
— Если бы я не догадался отследить его телефон, — похвалялся Рем, — ты бы до сих пор бесплодно шарила по улицам. Признай, ты ни на что не способна.
— Я способна врезать тебе, переломов пару костей, — не меньше красовалась она, — и заставить забрать обратно каждое свое слово.
— Остыньте оба! — перекрикивал их перебранку Энтал. — Мы делаем общее дело, важен результат, а не кто круче. Алу, не опускайся до склок.
— Да, аминар, не уподобляйтесь простолюдинам, — язвил Рем.
— Тебя не спросила, сакри! — истерично кричала она.
Психологически Алу недалеко ушла от подростка: любую критику воспринимала в штыки, а любо совет — как попытку взять над ней верх.
В этой не было ее вины. В период становления личности она потеряла отца, а старший брат оставил ее на долгие годы. Алу превратилась в колючего ежика. На самом деле она жаждала любви.
— Пора заканчивать с этим, — выдохнул Дан, устав слушать перебранку.
Подобные столкновения между Алу и Ремом происходили постоянно. Никто не воспринимал их всерьез, но они создавали много шума.
Он прошел в гостиную, откуда доносились голоса.
— Рем-Ярн, ты выполнил мое поручение? — менторский тон заставил всех замолчать.
Я не стала принимать участие в дискуссии, позволил Дану властвовать над подданными. Война — не моя стезя.
Поднялась наверх и смыла с себя песок, который забился в волосы и прилип к телу. Думал, что небольшая прогулка отвлечет меня, но от проклятых снов, голосов и пугающих ощущений не сбежать. От себя не сбежать.