Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики

Преодолевая свою природу, человек совершает насилие над собой. Однако насилие к другим – совсем иное дело. Недаром этика не приемлет такого насилия. Этике больше по сердцу просвещение, воспитание, беседы какие-нибудь :), причем вся эта деятельность должна быть добровольна. Этика не одобряет даже пропаганду, поскольку та – всего лишь вид информационного насилия. Человек обязан сам интересоваться этикой, сам хотеть стать лучше. Это в конечном итоге единственный путь к свободе, несмотря на то, что он долгий, извилистый и абсолютно не гарантированный – в точности как сама свобода.

Но значит ли это, что правильно «ненасилие»? Нет. Этика, в силу своей обьективности, поневоле ввела в заблуждение множество людей. Впервые призыв к непротивлению злу насилием прозвучал более 2,5 тысяч лет назад из уст мыслителя Будды, а затем был подхвачен христианством и частью гуманистов. Так, согласно писателю Толстому, зло заключается в страданиях, а значит сопротивление злу в конечном счете не уменьшает его, поскольку приносит новое страдание. Свое понимание зла непротивленцы дополнили своим пониманием добра – как смирения, всепрощения и неизменной любви. В итоге, из правильной посылки «зло побеждается не злом, а только добром» они сделали ложные выводы. Чем эта ошибка обернулась в жизни показали годы коммунистического террора – ибо другие понимали под добром нечто иное. Благодушные проповеди о ненасилии не могут остановить немыслимые в мире животных зверства на которые горазд мотивированный гомо-сапиенс. Любые проповеди останутся пустыми словами, пока не определено что такое добро и что такое зло. А это требует договора! Из этих соображений видно, что те, кто отказывается от договора, т.е. носители зла, не вправе претендовать на моральное отношение к себе. Вне договора этика бессильна – как и непротивление злу. Для разумного человека непротивление выглядит скорее покорностью, послушанием, подчинением злу.

Однако провести границу применимости насилия, как вы наверняка помните, не всегда легко. Разделим задачу на две части. Первая – насилие в формальной, публичной сфере свободного общества, в пространстве договора, вторая – в условиях отсутствия договора, например в насильственном обществе.

В первом случае, когда люди совместно ищут нормы и добровольно следуют им, насилия как института не требуется. Однако если среди них есть те, кто отказывается от договора, ответное насилие неизбежно. Отбросим вопрос (само)защиты, он, на мой взгляд, тривиален: агрессия является чрезвычайной ситуацией и неправомерно требовать в этом случае от человека хладнокровной оценки допустимости и уровня ответного насилия. В нормальной жизни ответное насилие принимает форму наказания. Чтобы выяснить его меру, необходимо сперва понять – действительно ли человек отказывается от договора, а вдруг он обьективно не мог следовать норме? Разумеется, мера ответственности зависит от его способности к договору. Здесь полезно вспомнить, что сама она вытекает из способности мыслить, и в оценке этой способности достаточно полагаться на факт общения. Каждый, кто говорит как человек, но ведет себя как животное – гомо-сапиенс, и он полностью отвечает за отказ от договора.

Вы возразите – а так ли это? А вдруг «гомо» не вполне «сапиенс»? Не просто больной индивид, а, скажем, их отдельный вид? Разве не могут существовать дикари не способные понять этику, тем паче следовать ей? Вы правы. Очевидно, существует некая граница между способным к договору гомо-сапиенсом и дикарем, которому эта идея пока недоступна. Свободный человек заинтересован в улучшении мира, включая создание благоприятной среды обитания для неразумных существ, внесение в него максимальной гармонии – что бы под этим ни понималось. А если он использует неразумный мир против его воли, это – лишь неприятное следствие временной необходимости. Однако, неразумный мир может проявлять агрессивность – например нашествие саранчи вполне может потребовать чрезвычайных мер. То же самое относится к дикарям, которые вольны жить как им вздумается до тех пор, пока не мешают свободному обществу, пока они живут где-нибудь подальше.

Далее логично спросить – в чем смысл наказания, если гомо-сапиенса не исправить? Конечно, не в принуждении к договору. Ответное насилие – интересный феномен. У него есть причина, оно – следствие необходимости. И у него есть цель – восстановление справедливости, предотвращение зла. Отсюда и смысл. Это, во-первых, воспитание, включая прощение, если проступок был ошибкой и есть честное раскаяние, во-вторых, изоляция, удаление наказанного за пределы свободного общества, и, в-третьих, его уничтожение. Последнее применимо к тому, кто заведомо недоговороспособен, кто имеет стойкую репутацию лжеца, чья психология или уровень мозгов не позволяют ему стать участником договора, а его изоляция невозможна или нецелесообразна.