Абсолютное зло

Виктора такая перспектива не прельщала, поэтому он шагнул в сторону и отточенным движением ударил громилу ладонью по горлу. Когда бузотер закатил глаза от боли, сыщик добавил ему ногой между ног. Хам крякнул и рухнул на колени. В завершении поединка капитан приложил его кулаком в ухо.

— Вы имеете право хранить молчание! — сыщик похлопал бесчувственного «хозяина жизни» по щеке. — Я даже вам это настойчиво рекомендую.

Бейте в бубен, рвите струны! Свершилась полная победа над злом, которое поскуливало, лежа на асфальте под билбордом с рекламой одной государственной структуры.

«„Настучи“ на соседа и тебе зачтется!

Когда „накапают“ на тебя, мы смягчим наказанье.

Полиция по налогам — с нами надо дружить!».

Воронцов присел на корточки и обыскал водителя «бумера». Найдя портмоне, Виктор вытащил из него все деньги, тысяч тридцать империалов примерно, и протянул их перепуганной мамаше.

— Это вам за испуг.

Та схватила отступные и припустила по улице, волоча за собой голосящего мальчика.

— Мама, это точно не Брюс Уэйн?!

Капитан усмехнулся и мысленно произнес:

«Нет, малыш. Я простой полицейский, который делает свою работу».

Переступив через неподвижно лежащего «быка», Воронцов сел в машину и поехал в Управление на доклад к своему любимому шефу.

Управление Имперского сыска. Кабинет Жеглова. 15 часов 00 минут.

Мириады пылинок витали в потоке солнечных лучей, что пробивались сквозь кристально чистые стекла в окнах генеральского кабинета. Сам Глеб Егорович со знанием дела поливал фикус, стоящий на широком подоконнике. Потом, поставив лейку, начальник сыска взял влажную салфетку из микрофибры и один за другим протер все листочки своего зеленого любимца. Офицеры откровенно скучали: кто зевал, кто игрался с телефоном. Один Воронцов нервно покусывал губы. Жеглов занял свое место за рабочим столом и кашлянул в кулак. Все оторвались от своих дел и устремили взоры на шефа.

— Витя, сообщи коллегам, как у тебя обстоят дела с расследованием, и я тоже послушаю. Хотя, молчи, я прочитаю. — Он развернул свежий номер «Мир криминала». — Так, ага… Вот. Целый разворот!

«Я иду тебя искать?».

«Сколько будет продолжаться победное шествие маньяка по улицам столицы, никто не может сказать. Пресс-служба сыскного управления молчит. Куда смотрит лучший следователь империи? Граф безуспешно пытается найти хоть одну зацепку по данному делу. Сможет ли один профессионал одолеть другого? Судя по всему, это дело станет для Воронцова тем самым камнем преткновения.

Тем временем, маньяк нанес еще один удар: он покусился на самое святое для миллионов русландцев — на юмориста Мавсисяна и отсек ему ногу. Сможет ли теперь гений шутки порадовать нас новыми выступлениями — не известно…».

— И так, господа, — начальник обратился к присутствующим. — Что мы имеем на сегодняшний день? У нас одно убийство и четыре тяжких телесных повреждений.

Все не раскрытые. Этот маньяк у меня вот уже где сидит! — Он постучал по себя по шее. — Я в панике, и с этим надо что-то делать.

Виктор опустил взгляд и понял, что сейчас «распекать» именно его. И не ошибся.

— Встань, Воронцов. Не в угол, пока так постой, — спокойно сказал генерал, поправив аксельбант. — Вот как у тебя так получается? Точнее, не получается?

Наш Император, да продлит Создатель его годы, оказал тебе честь, вручил такую почетную награду… Практически усыновил. А ты? Где рвение? Витя, ну не молчи. Что ты, в самом деле, как малолетний пацан, которого застукали в женской бане за подглядыванием в замочную скважину? Да, преступник умен, но ты — легенда сыска, мать твою за ногу. Твоя фотография висит на доске почета.

Жеглов отбросил газету за спину. Офицеры молчали. Воронцов взорвался.

— Ну давайте расстреляем меня!

— Нельзя, у нас мораторий на смертную казнь, — вздохнул генерал. — И не повышай голос. У себя в кабинете орать будешь, здесь я главный. Достал твой маньяк уже, честное слово! Жили спокойно и на тебе! Огромное несмываемое пятно позора расплывается на Управлении, ни какая тетя Ася вместе с мистером Пропером не помогут.

Капитан вздохнул. Давно его так не «песочили», по-отечески, от чего становилось еще обиднее и противнее. Прямо перед коллегами неудобно стало.