Торпеду водило из стороны в сторону, но в целом курс она держала верно. Двигалась к неопознанной цели, нарушившей правило: нельзя всплывать. Проломил лёд – ты покойник.
Начальник станции открывал рот и жестикулировал, но его никто не слышал и не понимал. Водолазы, смелые ребята, дружно бросились к торпеде и вцепились в носовые буксировочные проушины, но удержать этого монстра, скользя ногами по снегу, было нереально даже всей толпой. Прибежали ещё двое, волоча за собой трос, и остановились в растерянности, глядя на снежное облако, плотно укрывшее корму торпеды. Нет, ну зацепить можно. Натянуть трос лебёдкой, чтобы эта гадина не ползала. Но… Тогда она прямо тут, посреди станции, долбанёт? Ой, мама…
Подскочил начальник, отчаянно семафоря руками: полундра! Спасайся, кто может! Его поддержали техники. И тут до всех дошло, что, собственно, назревает.
Боевая часть снялась с предохранителя и может взорваться в любой момент. Лёгкое сотрясение её, возможно, не активирует, но небольшой толчок… Никто не знает, какой силы он должен быть. А там внутри триста килограммов. Триста! Кого взрывной волной не ухайдакает, того осколками достанет, кого не достанет, всё равно станция вдребезги, это к гадалке не ходи. А вода – холодная…
На крыше рубки субмарины открылся люк. Из него высунулась голова вахтенного офицера. Офицер услышал визг и скрежет, увидел, что к лодке ползёт торпеда, а от неё во все стороны разбегается народ. Зрелище произвело такое сильное впечатление, что офицер застыл, уронив челюсть.
А потом его позвали: «Эй, сынок!»
Офицер посмотрел налево. Там на крыше рубки лежала толстая льдина, а на льдине сидел невесть откуда взявшийся дедушка без знаков различия и с помойным ведром. Дедушка выглядел мирно и даже смиренно, но у него были такие интересные глаза, что офицер сразу всё понял и без знаков различия.
– Сынок, – сказал дедушка. – Дай мне связь.
Офицер протянул ему мегафон.
И дедушка принялся командовать, перекрывая своим рёвом скрежет, визг и крики.
– Стоять! Двое на трос! За нос её цепляй! Длина конца сто метров! И к самолёту! За хвост, петлю накинуть! Старший! Толкни лётчиков, чего они заснули! Накинете петлю – и на взлёт! Остальные! Ко мне! Укрыться за субмариной! Из помещений – тоже все сюда!
У торпеды засуетились водолазы, набросили крючья на проушины в носовой части, осторожно завели трос сверху и вбок, явно опасаясь даже легонько тюкнуть злодейку по носу. Начальник станции побежал к самолёту, тут из двери выглянул бортинженер – и чуть не выпал наружу от изумления.
Вахтенный офицер исчез, вместо него появился командир.
– Здравия желаю.
– Какое здравие, тут со святыми упокой…
– Ух ты… А чего это она?…
– А кто её знает.
– Может, её лебёдкой до полыньи дотянуть?
– Во дурак-то, – сказал дедушка.
– Понял, – согласился командир.
Не дурак, а прямо кретин. Если татушка не взорвётся, стукнувшись носом об край полыньи, она нырнёт в свою привычную среду обитания – и засадит нам по самые гланды. В первом случае лодка останется цела, но кто на льдине – им почти стопроцентный кирдык, разнесёт льдину-то. Во втором случае, наверное, всем кирдык. Только самолёт драпануть успеет, если прямо сейчас лыжи смажет. Нет уж, лучше попробовать её самолётом оттащить подальше. А там как повезёт.
– Внимание, лётный состав! – разорялся тем временем дедушка. – Командир корабля! Да, я к тебе обращаюсь! Как накинут петлю – немедленно взлёт! Дальше по обстановке!
От торпеды к «Ан-12» неслись двое с тросом. Попытались накинуть его на высоко вздернутый хвост, но тут вмешался экипаж. Открылся задний грузовой люк, бортинженер отнял у водолазов конец троса и исчез с ним внутри самолёта. Лётчик, высунувшись в форточку едва не по пояс, выразительно покрутил у виска пальцем, но двигатели зарычали, «Ан-12» тронулся с места.
– Ну, теперь молись, – сказал дедушка.
Натянулся трос, самолёт запнулся было, но уцепился всеми четырьмя винтами за воздух, потащил себя вперёд, медленно развернул торпеду – дедушка и командир дружно выдохнули – и поволок следом белый клубок снежной каши, в котором прятались триста кило взрывчатки, способные долбануть в любой миг.
К подводной лодке бежал народ, последним – начальник станции, на ходу тыча пальцем в людей: пересчитывал. Самолёт удалялся, волоча торпеду. Сто метров, двести, триста, пятьсот… Он становился меньше и меньше, вот оторвался, взлетел… Торпеду было уже не разглядеть, зато очень хорошо виднелись торосы за ВПП.
– А если не взорвётся? – спросил командир.
Тут она и взорвалась.
Торосы разнесло в пыль, и на их месте поднялась высоченная, как показалось всем с перепугу – на полнеба, белая стена. Льдина тяжело ухнула, отчётливо хрустнула и пошла трещать, ломаясь. Потом на полосу, где-то примерно в середине, упало нечто увесистое.
Дедушка, не оборачиваясь, протянул руку и щёлкнул пальцами. Командир вложил в руку бинокль.
– Та-ак… Приемлемо. Очень даже приемлемо.
– Это что там?
– Контейнер с «горшком». Целёхонек. Эй, куда! Куда-а…
По полосе бежала трещина, и контейнер в неё ухнул.
– Тьфу, блин, – разочарованно буркнул дедушка, отдавая бинокль.