Абсолютные новички

— Им это понравилось еще меньше. Видишь ли, они считали, что я — плохая пара для девушки, и думали, что уж лучше бы ее избранником стал крестьянин, он бы все-таки заработал для нее немного денег, по крайней мере.

— А сейчас?

— О, они одобряют. Папа Мириэм перевел меня на немецкий и на идиш, но издал только на последнем.

— А они хорошие люди?

Манни уставился в потолок, поглаживая свои тома.

— Я могу сказать тебе одну вещь. Единственные три вопроса, что они задали Мириэм, когда она объявила им о нашем решении, были: "Здоров ли он, работает ли он, любишь ли ты его? " — именно в такой последовательности. Они не упоминали о деньгах до тех пор, пока не увидели меня.

Юный Сол, чувствуя себя одиноко, подошел к нам.

— Ну, этому-то они в любом случае рады, — сказал я, кивая на карапуза.

— Что? Это с двенадцатью-то внуками? Наверное, они обратят внимание лишь, когда у нас будет двенадцать.

— Нет, не будет, даже не мечтай, — сказала Мириэм, входя с чаем.

Итак, мой визит к Манни с Мириэм подготовил меня и придал мне необходимую силу духа, чтобы нанести еще один удар по Crepe Suzette. В конце концов, даже если мужчине и не к лицу преследовать девушку, что мне еще остается терять в этой ситуации? Поэтому я попросил у Катцев разрешения воспользоваться телефоном и набрал номер апартаментов Сюз в у. 2, где неожиданно — или нет, ибо наглость довольно часто вознаграждается — она ответила, довольно вежливо предложила навестить ее до того, как она пойдет на представление к Ламент в с. у. 3.

На этот раз я воспользовался метро, потому что я хотел поразмышлять о том, какая тактика более подходит для того, чтобы заполучить Сюз — либо попытаться устроить разборку с Хенли, либо просто зажечь костры и поддерживать пламя, пока не придет моя очередь. Но это было ошибкой, я имею в виду метро, потому что, когда я прибыл по ее адресу в у. 2, я увидел припаркованный поблизости Хенлиевский Роллс винного цвета, а в окне Сюз весело горел свет.

Сюз живет в трио Викторианских буржуазных дворцов, переделанных в жилые дома для новых интеллектуальных шпионов, и на древних столбах вместо номеров 1, 2, 3, или чего-то в том же духе, было написано Дом Серпентайн; эта штука с «Домом» — новый метод описания любой мусорной кучи, из которой лендлорд хочет по-быстрому срубить пятерку. Вы нажимаете звонок, и голос, вызывающий запор, отвечает через громкоговоритель (а иногда не отвечает), вы выкладываете, по какому делу вы пришли, так, будто вещаете на всю нацию, потом идет куча щелчков и звонков, и вы заходите в холл, где ваша задница мерзнет даже летом, и забираетесь в некий гроб под названием «лифт»; резкими толчками продвигаетесь вверх мимо голых стен, словно шахтер из забоя, пока не останавливаетесь на нужном этаже. Возле дверей лифта, — чтобы открыть которые нужен очень сильный мужик, но закрываются они сами, как только ты вышел — там, на этаже, к моему удивлению стоял Хенли.

Вы сразу поймете, что за тип этот Хенли, если я назову его холодным пидором: т. е. он не жеманный, покачивающий бедрами клоун из варьете, и не умелый чувак с шустрыми руками и бегающими глазками, и не кусающий ногти парашютист со шрамами от битв, а мягкий, собранный, «давайте-обсудим-это-еще-раз».

— Добрый вечер, — сказал он вежливо, пытаясь помочь мне вылезти из этого новоизобретенного лифта.

— Ну что же, добрый вечер, — сказал я. — Вы увели у меня девушку.

Хенли еле-еле улыбнулся, еле-еле покачал головой, и сказал мне серьезно:

— Естественно, когда мы оба дома, ты все еще можешь приходить и видеться с ней.

— Все еще могу! — возопил я. — Думаете, при таких обстоятельствах я вообще к ней приближусь?

— Да, — сказал он мягко.

— Что ж, мистер, тогда вы не знаете меня! — воскликнул я.

Услышав этот откровенный обмен мнениями в коридоре, появилась Сюз собственной персоной, выглядела она лучезарно, это единственное слово, уместное здесь. Она действительно светилась, на ней было этакое хрупкое платье «Золушка-на-балу», одна из тех недолговечных вещей, что обожают надевать на самом деле клевые девочки, все мы это знаем, но они хотят заставить нас думать, что они являются олицетворением фразы «семнадцатилетняя конфетка» (что в случае с Сюз было чистейшей правдой). Она поняла, что мы плохо начали наш разговор, и схватила каждого из нас за руку, втолкнула в свои апартаменты, принесла все эти вещи, напитки, сигареты, включила радиолу — все это должно было растопить лед.

Но я не собирался отступать.

— Вы не против, Хенли, — начал я, отламывая печенье и отказываясь от стакана Кока-колы, которого я не просил, — если я выскажусь?

Кот уселся в кресло, скрестив ноги, весь выстиранный, надушенный, выглаженный, похожий на лакея в выходной, но все равно умопомрачительно вежливый.

— Нисколько, — ответил он. — Если, конечно, Сюзетт не возражает.

— Я вовсе не против, — сказала Сюз, плюхаясь на какие-то подушки и открывая 2000-страничный американский журнал.

— Во-первых, — сказал я, начиная с наименее очевидного аргумента, — Сюзетт из рабочего класса, как и я.

— И я, — сказал Хенли.

— Э?