Абсолютный слух (Счастливчик Майки)

Нина Александровна усадила нас в свой новенький с виду 'Мерседес - Бенц' и проследила, что бы мы пристегнулись; я оказался на переднем сидении, а Маша, к ее неудовольствию, на заднем. Вела она машину очень плавно, да и дорога оказалась в превосходном состоянии. Частенько дорога ныряла в лиственный лес, то, что я принял за отдельный город, оказалось просто административным районом Статен-Айленда. Иногда районы находились на значительном расстоянии друг от друга, никаких городков и поселков тут быть не могло, весь остров в целом был частью Нью-Йорка, вот только, никаких небоскребов тут и близко не было. Дома были в основном одноэтажными, редко двухэтажными, экономить землю не было смысла, она была дешевая, место считалось непрестижным, неудобным для проживания. Земельные участки при домах были большими, вот только редко кто ухаживал за ними, хотя фруктовые деревья попадались довольно часто. Работы на острове, для всех, естественно не хватало; больше половины дееспособных жителей ежедневно, ранним утром, садились в свои автомобили и покидали остров. Мой отец Джон Гордон пропадал в рейсах, он был владельцем большого грузовика, и, если простые служащие или рабочие частенько оказывались на улице без работы, то мой отец просто менял маршрут - грузопоток страны был бесконечен. К тому же, на острове он был довольно известной личностью, единственный награжденный медалью Конгресса 'Медаль Почета'. Я вспомнил гнев Томаса, когда он заподозрил, что я назвался фамилией 'Гордон' не по праву, теперь я его вполне понимал. Все это выяснилось в результате беседы с Ниной Александровной, дорога была длинной и мы о многом успели поговорить. Иногда, я видел ее удивленный взгляд после моего ответа, но косить под ребенка я не собирался; в результате разговора я понял простую вещь - все они, здесь, страшные индивидуалисты, вмешательство постороннего человека во внутренние дела семьи, здесь просто немыслимо. При живом отце, никто и не подумает интересоваться моими странностями, мне нужно навести мосты всего с одним человеком, мой отец был зрелым мужчиной, я тоже, есть все шансы договориться.

От моих раздумий меня оторвал голос Нины Александровны:

- Майкл, скажи честно, ты сильно рисковал спасая мою дочь?

- Совсем не рисковал.

- Но, во время интервью ты сказал, что вы оба могли утонуть!

- Нина Александровна! Это был разговор на публику, это даже не ложь, кто и когда говорил народу правду? Народу говорят то, что он хочет услышать. Маша была парализована страхом, совершенно не способна к активным действиям, поверьте, что бы меня утопить, ей пришлось бы очень постараться, а она была в ступоре, и то, что ей удалось открыть окно, большая удача!

- Но тогда... Прости мое любопытство, зачем ты ее так расхваливал?

- Ну... не хотелось, что бы она стояла в стороне, как бедный родственник.

Нина Александровна громко и заливисто расхохоталась, ей даже пришлось остановить машину, 'надо же, как быстро меняется настроение у женщин, - подумал я - или у нее это от нервов?'. Маша пользуясь остановкой избавилась от ремней и ее лукавая мордочка вклинилась между нами.

- Мама, я прослушала, что он тебе такое смешное сказал?

- Судя по тому, что он сказал во время интервью, - сказала Нина Александровна вытирая слезы - ты у нас получаешься основным героем нации, а он, так, просто мимо проплывал...

На этот раз, хохотавших было двое, а я никак не мог понять, нервное это у них, или им действительно весело.

Дом Кендалов, был построен в колониальном стиле, это был двухэтажный каменный особняк с витыми колоннами, большой ухоженный сад окружал здание со всех сторон, плодовые деревья чередовались с декоративными, словом, чувствовалась, многолетняя работа профессионала. Оставив машину на маленькой стоянке возле ворот, мы прошли среди деревьев по дорожке выложенной розовыми плитами, поднялись по каменным ступеням. Нина Александровна, покопавшись в сумочке, открыла дверь своим ключом. Потом сказала по русски:

- Майкл, отныне, дверь нашего дома для тебя всегда открыта, заходите молодежь. Маша покажи Майклу дом, выберите для него комнату, а я позабочусь на счет ужина. Маша, поводила меня по дому, на мой взгляд, избыточно большому для троих (дедушка Маши спал и мы не стали его тревожить), она выбрала для меня спальню по соседству со своей и тут же принялась наводить в ней порядок, открыла окно выходящее в сад, постелила свежее белье, показала мне мой шкаф для вещей; в общем, делала то, что обещала, искренне заботилась обо мне. 'Все таки русские корни чувствуются' - подумал я с теплотой о Маше, и на корабле она показала себя с самой лучшей стороны. Закончив хлопоты, Маша взяла меня за руку и, усадив на кровать, присела рядом:

- Майки, я представила тебя маме, как своего парня. Но ты так ничего и не сказал мне, я тебе не нравлюсь? Под тревожным взглядом ее огромных глаз я понял, что не смогу ее оттолкнуть.