Абстрактный человек

А случилось, коротко говоря, следующее. Как только Владимир Глебович ощутил эту неустойчивость, как будто весь лес пополз от него куда-то в сторону и, вздрогнув, застыл, готовый разорваться, словно от невидимого, но огромного напряжения, в самом Майкове что-то вздрогнуло, повернулось, и полотно ничего не значащих фигур: треугольников, квадратов, так напомнившее чем-то лесные чащи, но явившееся откуда-то из глубины его сознания, также чуть вздрогнуло, напряглось, подалось, словно в сети его попало какое-то живое трепещущее существо, и сам Владимир Глебович ощутил чуть заметный, но все же ясный толчок, после которого он как-то иначе ощутил весь мир: те огромные лесные пространства, которые окружали его, расширились, и он всем существом своим ощутил перемену. Словно это уже был не он, Владимир Глебович, который шел только что по заснеженной дороге, а уже несколько иной человек. Что-то переломилось в нем, он даже на минуту забыл, зачем он в лесу и куда держит путь, и сам лес дрогнул, будто стал светлее, расширился, и все деревья тоже как бы выгнулись в изогнувшемся вдруг пространстве, и само пространство стало ощутимее, просторнее и все предметы будто оперлись на него; лес повис в нем, завибрировал и зазвенел, казалось, откликаясь на перемену, произошедшую в Майкове. Майков и сам не знал, что же произошло с ним, он просто увидел перемену. И чем дальше, тем больше он убеждался, что в нем что-то выросло, быть может, это он сам вырос в себе и тем самым что-то поломал и поэтому все окружающее: и предметы, и люди — стали казаться ему несколько иными, словно и с ними что-то произошло, хотя, вероятнее всего, с ними-то ничего не произошло, а случилось только с ним — Майковым.

Он посмотрел в глаза Екатерине Ивановне, и, странное дело, взгляд ее глаз, смотревших в его, только-только упал на его лицо, как он почувствовал, будто тихим веером коснулись его лица и в этом веере он ухватил то же загадочное полотно, которое только что возникло в нем и вздулось, и пошло расширяться, захватывая внутри его, майковской души, все новые и новые просторы, рождая в нем какого-то нового, неведомого еще ему самому человека.

— Что с вами? — спросила спутница.

— Мне хорошо, — сказал он.

— Вы вздрогнули и лицо у вас стало другое.

— Ничего, ничего, — сказал он, — не обращайте внимания. Так со мной бывает. — Он посмотрел на нее и улыбнулся ей своей странной, чем-то беспомощной улыбкой. — Вы устали?

— Нет, я очень люблю ходить, я в детстве всегда много ходила.

— Ну и хорошо, а то я боялся, что вы устанете.

Еще немного — и деревенька будет, там отдохнем и пойдем назад, а то и на автобусе поедем. Оттуда автобусы ходят, прямо до дачи, с другой стороны к даче ведь шоссе подходит, почти рядом.

— Правда?

— Да.

Он смотрел на нее и чему-то улыбался. Ему на минуту показалось, что и лес, и небо, и все кругом почти исчезло, что и он, и она также исчезли, и что вместо них откуда-то из глубины пространства появились две яркие светящиеся, как светлячки, точки: точки подлетали друг к другу и отлетали, то почти соединяясь, то удаляясь на значительное расстояние. И от того, что он ощущал две эти точки, ему было хорошо и радостно, как будто он видит не их, а двух живых веселящихся чему-то людей.

«Как близко я с ней говорю, — подумал он, — как хорошо, что я так могу говорить, словно мы давно уже вместе».

— Хорошо, что мы пошли, — сказал он.

— Очень. Вы знаете, вы мне таким сначала казались, — она замялась…

— Каким?

— Ну, немного чудаком.

— А сейчас?

— А сейчас, мне кажется, я стала вас понимать. Одним словом, мне кажется, что мы еще увидимся, вам бы хотелось?

— Да.

— И мне.

Владимир Глебович сейчас находился в том прекрасном состоянии, когда человеку кажется, что он все может. Это было то состояние удивительной свободы, которое посещало его чаще всего в моменты одиночества. Тогда в нем рождался второй человек, ничем не связанный с ним, главным Майковым. Он снова взглянул на лес, на небо, уже низкое от нашедших туч, и почти не увидел их: и небо, и тучи, и лесные пространства остались от него скрытыми, словно за тонкой почти непроницаемой пеленой. А за этой пеленой, где-то внутри него снова родилось то абстрактное, искрящееся покрывало, которое, казалось, только что безвозвратно исчезло. Снопы света разрывали его, и оно трепетало, как парус на сильном резком ветру.

И в одно из своих трепетаний оно выгнулось, распрямилось, потом снова собралось, сжав весь свет вглубь себя. Из этого, совсем уже темного комка выросло маленькое существо, немного оно напоминало человека, но человеком в полном смысле этого слова и назвать его было нельзя. У существа были темные задумчивые глаза, которые неотступно следили за взглядом Владимира Глебовича. Майков вздрогнул, осмотрелся вокруг и в лесной чащобе, ему показалось, заметил его — это существо, но это было только мгновение, присмотревшись, Владимир Глебович убедился, что никакого существа в лесу не было.

— Вы не видели? — спросил он.

— Нет, кого?

— Кажется, человек, а может быть, и не человек?

— Нет, вам показалось…