Абстрактный человек

Екатерина Ивановна вышла и, сделав несколько шагов, вдруг остановилась как вкопанная. Нет, ее поразили не стены, уходившие глубоко вверх, туда, где еле виднелось маленькое окошечко серого зимнего неба, не белые лавки, стоящие вдоль стен, не даже какая-то странного вида рухлядь, сваленная там и сям на дне колодца: трубки, шланги, пробирки, запачканные чем-то таким же грязно-бурым, каким, казалось, были запачканы эти стены, — ее поразили даже не кипы каких-то бумаг, разбросанных ветром там и тут по снегу, и даже не сам снег, который почему-то был немного зеленоватого цвета, будто его слегка припудрили зеленоватой мелкой пудрой. Ее поразило то, что стояло в самом центре колодца, прямо в его середине.

А стоял тут дом: маленький ампирный особнячок с колоннами. Стены его были выкрашены в темно-желтый приятный для глаза цвет. И стены были как стены, и крыша была как крыша, зеленая, запорошенная снегом, украшенная старинной трубой с флюгером явно нового или даже новейшего изготовления, но поразили ее стекла домика. Они были зеркальные. Такие стекла иногда бывают в очень дорогих иностранных машинах. Снаружи они — чистое зеркало, а если посмотреть на них изнутри, то сквозь них видно все-все, и ничуть они не затемняют видимости, скорее наоборот — улучшают ее. Такие вот стекла были в этом уютном строении, и именно они придавали ему какой-то недобрый, и совсем неуютный вид.

— Прошу вас, — Иван Иванович забежал вперед, подбежал к двери, нажал на что-то, и дверь съехала в сторону, раскрыв за собой ослепительного вида холл. Здесь росли белые цветы, стояли темно-красные диваны, на стенах висели, видимо, очень дорогие и красивые картины. Но самое интересное было в том, что из холла дальше не было дверей — глухие стены, и все.

— Раздевайтесь, раздевайтесь, устраивайтесь, — суетился Иван Иванович, помогая Екатерине Ивановне снять шубу и вешая ее на вешалку, прямо в холле. Надо отметить — вешалка эта портила холл, она была здесь не к месту, как многое из дальнейшего интерьера не гармонировало друг с другом, хотя все было очень дорого и очень хорошего, добротного качества. Это сразу подметила женским своим глазком Екатерина Ивановна.

Раздевшись, Екатерина Ивановна подошла к зеркалу поправить прическу, а когда она обернулась от зеркала, то задней стены холла уже не было: за ней, куда-то уехавшей, краснел обитый материей длинный коридор. Это был странный коридор. Странности его заключались в следующем: во-первых, он шел не ровно, а вниз, с уклоном, а во-вторых, он был точно много длиннее не только особнячка, но и всего колодца, на дне которого покоился особнячок, так что он нарушал все представления Екатерины Ивановны о пространстве и, выходя из холла, казалось, уходил куда-то в бесконечность.

— Вот как? — только и сказала Екатерина Ивановна.

— Именно так, именно, — повторил Иван Иванович.

— Туда? — она кивнула в сторону коридора.

— А куда еще? — сказал Иван Геннадиевич.

После этого короткого и ясного диалога наша троица устремилась в бесконечный коридорчик.

Но шли они недолго, коридорчик попетлял, попетлял и, выпетлявшись вдоволь, привел снова к глухой стене, на которой висела картина с не важным для нашего рассказа сюжетом.

И снова уехала стенка — этому Екатерина Ивановна не удивилась больше, а за стенкой открылась кабинка лифта с маленьким, но достаточным для сидения троих диванчиком.

Екатерина Ивановна приготовилась к спуску в подземелье, но лифт неожиданно плавно поехал вверх. Проехав необходимое расстояние, лифт остановился, и двери выпустили и Екатерину Ивановну, и ее спутников.

Они оказались в большом зале, обставленном современной мебелью. Одна стена зала была стеклянной, и за ней открывался красивый вид на расстилавшуюся внизу старую Москву. Екатерина Ивановна знала старую Москву и мысленно прикинула, где находится этот зал. Прикинув, она лишь подумала про себя: «Вот оно что?» И больше ничего подумать не успела, потому что в комнату быстрой походкой вошел человек.

Это был большого роста угловатый подержанный сероглазый тип, совершенно уголовного вида. Он молча и неловко стоял посередине зала.

— А вот мы и в сборе, — сказал Иван Геннадиевич, — вся четверка. Знакомьтесь — Петр Петрович Петров.

Петр Петрович сделал шаг назад и неловко поклонился, видимо, желая казаться элегантным, но получилось это у него как-то неубедительно и стало совершенно ясно, что элегантность — совсем не его стихия.

При поклоне в лице его отразилась какая-то беспомощность и усталость, как у человека, как бы говорившего вам: «Ну вот, поклонился, ну что вы еще от меня хотите, что вам от меня нужно? Я сделаю все, но только все равно у вас со мной ничего не получится, и не потому, что я не хочу, а потому, что я сделал, что мог». Екатерина Ивановна это все заметила и улыбнулась Петру Петровичу. Тот поймал ее улыбку и в глазах его появилось подобие благодарности и симпатии. Иван Геннадиевич, заметив улыбку Петрова, тоже почему-то улыбнулся, получилось это у него не очень ловко, но все же сносно.

— Ну вот, мы почти дома, — заметил Иван Геннадиевич.