Абстрактный человек

— Совсем, — сказал Петр Петрович.

— Он даже изменился несколько в лучшую сторону, — сказал неожиданно Иван Иванович. — Немного дорфинов и все, — произнес он загадочный термин.

— Ну, хватит, — сказал Болдин. — Екатерине Ивановне нужно знать, что ставим эксперимент, опыт, и точка. Да сама Екатерина Ивановна больше не желает знать?

— Не желаю, — устало сказала Екатерина Ивановна.

— Вот видите.

— Еще вам нужно знать, Екатерина Ивановна, — сказал Болдин, — что Петр Петрович любезно дал согласие подвергнуть себя совершенно безопасным и очень важным исследовательским экспериментам. Совершенно добровольно.

— Да-да, совершенно добровольно, — подтвердил Петр Петрович.

— Этим экспериментам мы посвятили несколько лет, — сказал Иван Иванович. — И пришли к удивительным результатам. Но прежде чем сказать об этих результатах, Петр Петрович пусть несколько скажет о себе.

— Петр?

— У меня было трудное детство, — сказал Петр Петрович и замолк.

— Дальше!

Петр Петрович устало уставился на Болдина.

— Я не хочу.

— Что не хочешь?

— Не хочу вспоминать, — что-то упорное и тяжелое возникло в глазах Петра Петровича.

— Ну ладно, тогда я скажу. У Петра Петровича было тяжелое, трудное детство. Он воспитывался в детском доме, он подкидыш. Потом он несколько лет учился в ПТУ. Потом он тяжело заболел.

— Что-то вроде нервного потрясения, астения, — вставил Иванов, — но ничего угрожающего, все было поправимо.

— Во время болезни, подбиваемый дружками, случайно поранил одного из них, за что, как выяснилось недавно, был несправедливо осужден.

— Не имели права, — сказал Иванов, — он был болен. Я точно говорю, я сейчас исследовал его кору…

«Какую кору?» — думала Екатерина Ивановна.

— Он был болен, точно тяжело болен.

— Сны мне снились, — вставил Петр Петрович, — все время сны. Как сейчас помню, будто ко мне маленькие сморщенные старички приходят каждую ночь.

— Не вспоминайте, Петр, — уважительно сказал Иванов, — вы это уже забыли.

— Да, забыл…

— Ну а там покатилось, — сказал вдруг Петров, — второй раз дали три года, а там дальше.

— Полно, Петя, — участливо сказал Иванов. — Мы же спасли тебя?

— Спасли, спасли, — Петров мрачно посмотрел на Болдина и Иванова.

Те насторожились, словно ожидая чего-то.

— А идите вы все, — вдруг сказал устало и безнадежно Петр Петрович, — ничего вы от меня больше не добьетесь, уж лучше назад.

— Петр! — крикнул Болдин.

— Петрович! — крикнул Иванов.

— Идите, идите, идите. — Петров неожиданно встал с кресла и пошел вприсядку, повторяя это «идите».

Иван Геннадиевич нажал какую-то кнопку, вошел человек, Петр Петрович сразу встал и ушел с этим человеком.

— Извините нас, Екатерина Ивановна, извините, — хором сказали Болдин и Иванов. — Не сердитесь. Все будет очень хорошо.

— Даже хорошо, — продолжил Иванов, — что он ушел, без него нам будет легче. Вы видите, что это за человек. Мы ошиблись в нем.

— Да, видимо, ошиблись, — поддакнула Екатерина Ивановна, он не интеллигентный человек.

— Именно, именно, — сказал Иванов. — А мы с ним потеряли столько времени, но главное даже не в этом, главное вот в чем.

Мы с ним работали, работали и работали, упорно, не щадя себя, и в результате… Иван Геннадиевич, пусть внесут.

Иван Геннадиевич снова нажал кнопку и сказал: «Внесите».

Тотчас дверь раскрылась, и несколько людей вошли в комнату с завернутыми в белое свертками.

— Снимите, — сказал Болдин.

Люди сняли со свертков белые покрывала. Под ними обнажились картины.

Картины были абстрактные. Они поразительно напоминали ту, только что виденную нашей троицей на выставке картину.

Из множества треугольников, летящих в пространстве, ткались вещи и животные, люди, словно из ничего, из хаоса чья-то воля создавала подобие нашего мира.

— Как вы думаете, — спросил Болдин, — кто их написал?

— Не знаю, — ответила Екатерина Ивановна.

— Петров, — разом ответили спутники Екатерины Ивановны.

— После двух лет экспериментов, о которых мы скажем вам потом, он написал вот это… — Иванов беспомощно улыбался. — Этого-то никак нельзя было предвидеть.

— Никак. — подтвердил Болдин. — Но главное, он больше не откликается на эксперименты.

— Как это, — Екатерина Ивановна беспомощно улыбнулась.

— Очень просто, — ответил Иванов. — Он устал, мы изучили его, мы возложили на него наши надежды, а он вышел из игры. Он перестал развиваться.

Он ускользнул от нас. Он перепутал все, он стал другим человеком, что-то с ним произошло такое, чего мы не можем объяснить, и вот — эти картины.

— Скажите, я, конечно, боюсь задавать лишние вопросы, — сказала Екатерина Ивановна, — это все произошло, вы думаете, в результате ваших, так сказать, опытов?

— Я скажу сразу, — отозвался Иван Иванович, — что ничего ведь не произошло, просто вот эти картины, они нас волнуют, откуда это в нем, в нашем Петруше взялось, такое безумное стремление?

— А может, он того, — Болдин показал пальцем у виска.