Абсурдистан

Отец Наны, хозяин дома, был окружен многочисленными гостями, чьи трели не уступали птичьим, раздававшимся у них над головой. Как только меня заметили, он закричал: «Тихо!» — и потянулся за предметом, похожим на бараний рог. Аналогичный предмет, наполненный вином, моментально был подан мне пожилым слугой. Гости, разглядев мои габариты, скрытые просторной одеждой, начали цокать языком и издавать восклицания.

— Тихо, вы, гортанный народ сево! — закричал хозяин, и его тщедушное тело дернулось, словно через него пропустили электрический ток или же заклеймили, как скот. — Сегодня вечером среди нас великий человек! Сейчас мы пьем за сына Бориса Вайнберга, за милого молодого Мишу, который прежде жил в Санкт-Петербурге, а скоро будет в Брюсселе — и всегда в Иерусалиме. Ну, все знают, что у Вайнбергов долгая и мирная история в нашей стране. Они наши братья, и кем бы ни был их враг, он также и наш враг. Миша, послушайте меня и вникните в мои слова! Когда вы здесь, среди сево, моя мать будет вашей матерью, моя жена — вашей сестрой, мой племянник — вашим дядей, моя дочь — вашей женой,и в моем колодце всегда найдется вода, чтобы вас напоить.

— Верно! Верно! — подхватили собравшиеся и подняли свои роги, а я — свой.

Терпкая жидкость потекла у меня по подбородку. Я смотрел влажными глазами в пьяном недоумении на маленького человечка, из чьего семени произошла моя Нана. Сейчас этот человек глядел мне прямо в глаза, глядел как на свою собственность — именно так я смотрю на сосиску за завтраком. Когда он сделал бесплодную попытку обнять меня всего, мальчишеское тельце мистера Нанабрагова снова дернулось, и он чуть не выпрыгнул из своей наполовину расстегнутой льняной рубашки. Он как-то безапелляционно фыркнул и вытер нос запястьем. И снова дернулся, демонстрируя загорелую грудь, поросшую густыми седыми волосами, но гладкую и твердую. Затем он навалился на меня и поцеловал в обе щеки. Я чувствовал, как он дергается и вибрирует, прислонившись ко мне, — это напомнило мне электробритву, которой я бреюсь каждое утро.

— Мистер Нанабрагов, — обратился я к нему, наслаждаясь свежим теплом отца почти так же, как теплом его дочери. — Ваша Нана сделала меня здесь таким счастливым! Я почти что хочу, чтобы эта война никогда не кончалась.

— Я тоже, дорогой мальчик, — ответил мистер Нанабрагов. — Я тоже. — Он отпустил меня, затем повернулся к дочери. — Наночка, — сказал он, — пойди-ка помоги женщинам с барашками, мое сокровище. Скажи своей маме, что, если она пережарит кебабы, я скормлю ее волкам. И нам нужны еще лепешки, дорогая. Твой новый кавалер любит поесть, судя по его виду. Разве же мы посмеем оставить его голодным?

— Я хочу остаться, папа, — возразила Нана. Подбоченившись, она бросила на отца сердитый взгляд упрямого подростка. Она была так не похожа на своего отца: он — крошечная нервная снежинка, она — большой широкий сосуд, полный надеждой и похотью. Только их красные полные губы были похожи.

— Обед только для мужчин, мой ангел, — сказал папа Нанабрагов, и тут я заметил, что двор заполнен представителями сильного пола, не вызывающего вдохновения. — Ступай веселиться с подружками на кухне. Какого славного барашка вы приготовите! Только не пережарьте его. Ты же хочешь, чтобы твой кавалер оставался счастливым? Какой он чудесный парень.

— Это так старомодно, — ответила ему Нана по-английски. — Это так… ну, не знаю… такое средневековье!

— Что такое, мое солнышко? — переспросил отец. — Ты же знаешь, я не силен в английском. Даже мой русский слабоват. А теперь ступай. Лети. Подожди-ка… Поцелуй меня, прежде чем покинешь нас.

Мне никогда еще не доводилось видеть, как моя Нана подавляет гнев, поскольку она никогда на меня не злилась. Она тяжело дышала, и мне показалось, что она сейчас расплачется. Но вместо этого она подошла к отцу, обняла его и послушно поцеловала шесть раз — по разу в каждую щеку, по разу в каждый висок и дважды в мясистый нос, загнутый вниз, как запятая. Он пощекотал ее. Она рассмеялась. Он как-то странно дернулся и шлепнул Нану по попке.

— Знаете, сэр, — обратился я к нему, — было бы приятно, если бы Нана со своими подружками сидела за столом. Женщины такие хорошенькие.

— При всем своем уважении я не согласен, — возразил мистер Нанабрагов. — Всему свое время — и красоте, и серьезности. Давайте-ка есть!

Глава 28 МЕРТВЫЕ ДЕМОКРАТЫ