Абуджайская шаль

— Да вроде бы всё в порядке, — отозвался Николенька. Поддерживая друг друга, они поднялись на ноги, отряхиваясь от грязи и налипших сосновых иголок. Вдруг Николенька, неловко оскользнувшись, вновь очутился на боку, вцепившись при этом Дарёнке в руку и опрокидывая её на себя.

На сей раз, новое происшествие рассмешило молодых людей, и они не сдерживаясь, громко и беззаботно расхохотались над собственной неудачей. Ответом на их беспечный смех прозвучало зловещее и страшное эхо. Хохот, многократно усиленный повторился вдали жуткой издевательской насмешкой.

Ночные путешественники притихли, затаившись на дне оврага и не смея поднять головы.

Наконец дикое эхо умолкло, и вокруг опять слышался только шум ветра в кронах высоких деревьев. Дарёнка и Николай тихонько поднялись и, отыскав укатившийся далеко в сторону фонарь и котомку, бесшумно зашагали по дну глубокого оврага.

Вскоре послышалось тихое приветливое журчание.

— Родник Звенящий, — шёпотом пояснила Дарёнка. — здесь владение ведьмы начинается. Поостеречься бы нам…

Цепляясь за мокрый, колючий кустарник они осторожно выбрались из овражка, который возле родника стал вовсе не глубок.

— Теперь ведьмину хибару стороной обойдём, прошептала Дарёнка, — и в сторону Ямы пойдём, там огонёк-то виделся!..

Николенька кивнул и отправился за девушкой, смутно угадывая очертания её фигуры в темноте.

— Что за место такое — Яма? Отчего его так зовут?

— Так там и есть Яма. Отверстие в земле небольшое, но глубины необыкновенной! Говорят, что у Ямы и вовсе дна нет, сколь не пытались измерить, до дна ещё никто не достал!

— А разглядим мы в темноте её, Яму эту? Вниз-то не свалимся?

— Не бойся. Её уж давно оградили, случаев-то много разных нехороших бывало, попадали в Яму и люди и звери, так уж назад не возвращались! Вкруг неё теперь хибару надёжную возвели, с крышей и дверью крепкой, всё как полагается. Саму Яму по краям кирпичом обложили и крышкой закрыли для надёжности, небось, никто не провалится более!

Они замолчали и крадучись, осторожно обошли кругом Ведьмину опушку, на которой едва видимая чернела обветшалая кособокая хижина, и опять углубились в лес.

Дождь всё продолжал моросить, идти в мокрой, холодной одежде было очень неуютно, и Николай предложил выбрать местечко посуше, и остановиться на отдых.

— Сейчас, — отозвалась Дарёнка, не оборачиваясь, — скоро уж до места дойдём. Там и отдохнём.

Но всё же отдохнуть им пришлось гораздо раньше. Плохо ориентирующийся в темноте Николенька споткнулся о невидимый в ночи пень, и кубарем покатившись по траве, так зашиб себе колено, что некоторое время не мог даже встать.

— Сейчас костёр разведём, — сочувственно поблёскивая глазами, сказала Дарёнка, — я тебе травки заварю — полегчает!

— А можно, костёр-то? — морщась от боли, спросил Николенька, — ну как увидит кто?

— Навряд ли, — засомневалась девушка, — мы далеко ушли, теперь уж нас не увидать!

Пока Николенька сидел, прислонившись к стволу высокой сосны, Дарёнка прошлась кругом в поисках сухого валежника. Такового почти не находилось и потому костёр разгорался медленно и неохотно. Наконец сырые ветки занялись, и огонь загудел весело и ровно. Дарёнка достала из своей котомки маленький закоптелый котелок, налила из фляжки немного воды и, бросив туда щепотку красноватых листьев, поставила снадобье на огонь.

В ожидании, когда целебный отвар будет готов, мокрые и усталые путники сидели, тесно прижавшись, друг к другу и протянув к огню озябшие руки.

— У тебя, Дарёнка, ладошки, как лапки у кошки, — внезапно сказал Николенька, наблюдая, как девушка помешивает веточкой варево.

— А вам-то почём знать! — тотчас осердилась та, — нешто вы мои руки трогали?

— Трогал, — тихо отвечал Николай, — там, возле дома, помнишь? Ты меня ещё поцеловала…

— Вот уж нашли, о чём говорить! — тут же фыркнула невесть, отчего расстроенная девушка, — это я так, вроде благодарности… Нечего и вспоминать об этом!

— А я вот вспоминаю, — задумчиво возразил Николенька, — и верно всегда вспоминать буду… Меня, знаешь ли, девушки никогда не целовали, — и, усмехнувшись, добавил, — даже в знак благодарности.

Дарёнка нервно обламывала тонкие веточки у припасённого валежника и сердито бросала их в огонь, ничего не говоря.

— Дарёнка! — внезапно решившись, позвал Николай, — а вправду говорят, что девушки в роду вашем, парней силой в лес уводят?

— Правда! — продолжала сердиться девушка, — а в лесу языки длинные отрезают, чтобы не болтали лишнего!

— Тогда в лесу, помнишь? — не обращая внимания на её злые слова, продолжал выпытывать Николенька, — в тот день, когда мы впервые встретились, скажи, ты тоже хотела меня в лес умыкнуть?

— Очень надо! — презрительно скривила Дарёнка пухлые губы, но ночная темнота и причудливые блики костра не позволили разглядеть, как она мучительно покраснела.

— Знаешь, а я бы согласился, — продолжал меж тем Николай, глядя ей прямо в глаза.

— На что же? — спросила Дарёнка, отводя взгляд в сторону.