Абуджайская шаль

К своему ужасу Николенька почувствовал, что встаёт и идёт за ней, не в силах отступить в сторону ни шага. Когда он проходил мимо Дарёнки, девушка равнодушно смотрела мимо, погружённая в свои одной ей ведомые мысли, а затем и вовсе отвернувшись, легко шагнула меж деревьев и исчезла в темноте.

Николенька шагал следом за ужасной старухой, не разбирая дороги и не имея ни малейшей возможности оглядеться. Несколько раз он словно слепой котёнок натыкался прямо на дерево, и больно ударившись, обходил его стороной и шёл всё дальше в черноту негостеприимного леса.

Вскоре, вслед за колдуньей Николай вышел на широкую поляну, посреди которой стоял добротный деревянный дом, не имевший ни единого окна. В отличие от лесной чащи на поляне было довольно светло. Дождь давно прекратился, и где-то далеко за горизонтом небо посветлело, предвещая скорый рассвет.

Старуха подошла к двери, ведущей в дом и, толкнув её, внутрь позвала хриплым, каркающим голосом:

— Марья, здесь ли ты?

— Здесь! — молодо и звонко ответили из черноты таинственного дома.

Непослушные ноги Николеньки завели его внутрь, и он стал истуканом не в силах шевельнуться и заговорить.

Видно было, что в доме этом никогда не жили люди, да и строился он вовсе не для жилья. Сколоченный из широких сосновых брёвен, с крышей покрытой залежалой прелой соломой, странный дом запирался только снаружи, толстой навесной балкой. Посреди единственной комнаты возвышался колодец, выложенный позеленевшим от времени кирпичом и покрытым тяжёлой, неподъёмной с виду крышкой. На земляном утоптанном полу странно было видеть тяжёлый медный подсвечник с тремя ярко горевшими свечами.

Верхом на крышке восседала молодая женщина с распущенными угольно-чёрными волосами.

— Вот, Марьюшка, — удовлетворённо молвила старуха, тыча неподвижного Николеньку в спину, — привела я тебе недруга твоего!

Темноволосая женщина, приподняв голову, с любопытством разглядывала Николеньку.

— Чего он, бабушка, столбом-то стоит? — наконец произнесла она, — ты бы отморозила его.

Старуха с готовностью плюнула на грязную ладонь, вновь произнесла неразборчивое заклинание, и Николенька тотчас почувствовал, что вновь способен управлять своим телом. Вместе с тем Николенька ощутил такую боль во всех суставах, что вынужден был присесть, прислонившись к неровной стене, иначе он вряд ли удержался бы на ногах.

Женщина, которую старуха звала Марьей, насмешливо смотрела на него сверху вниз.

— Что, барин, али утомился? Так теперь тебе долго здесь сидеть придётся, чай отдохнёшь!

— Послушайте, — хрипло проговорили Николай одеревеневшими губами, — что я вам сделал? Отчего вы привели меня сюда?

— Да пока ещё ничего не сделал, спокойно отвечала Марья, не сводя с него тёмных глаз, — но сделать можешь. Аль ты думаешь, не видела я, как ты с мальчишкой в церкви разговаривал? Ведь предупреждала мальца — молчи! Нет — не послушался! Что ж, пеняйте теперь на себя!

— Значит это правда? — поднял голову Николенька, — правда, что Володя рассказывал, про Двери и про то, как ты его в воду кинула?

— Правда, — не стала отрицать Марья, — да вот только лезть вам в это дело не надо было! Вот и нажили беды!

— Но скажи, кто же мог открыть двери? Кто?!

— Эх, паря! Не для того привели тебя сюда, чтобы на вопросы твои отвечать!

Марья рассмеялась и прыгнула с колодца, потягиваясь всем телом.

— Да ты не пугайся! Посидишь здесь, поскучаешь, а после к отцу-матери вернёшься, как всё кончится!

— Что кончится? — не понял Николенька.

Марья стояла напротив него, заложив руки за спину, и молчала, будто не слышала вопроса.

— Что-нибудь да кончится, — наконец произнесла она, после чего взяла с собою подсвечник и собралась выходить. У самой двери Марья вдруг остановилась.

— А где девчонка? — она повернулась лицом к старухе, — отчего ты его привела, бабка?

— А тебе бы, внученька, сразу об этом спросить! — обиженно поджала губы колдунья, — а то ишь, раздобрилась — посидишь, отдохнёшь, — передразнила она Марью, — да девчонка уж домой его вести хотела, и отпустила бы, кабы я вовремя не вмешалась!

— Да? Это отчего же? — тяжёлый немигающий взгляд чёрных глаз в упор разглядывал Николая.

— Сладкими речами улещал, — гнусно ухмыльнулась старуха, — вот девка-то и растаяла!

— Как вам не стыдно! — не выдержал Николенька, — вы подслушивали! Вы…

— Цыц! — неожиданно прошипела Марья глухо и страшно, наклонившись над Николенькой так, будто собираясь вцепиться ему в глотку.

Глаза её вспыхивали мрачным, холодным блеском, губы кривились в злобной, презрительной усмешке. Лицо молодой колдуньи, только что прекрасное и печальное исказилось в безобразной безумной судороге.

— Ну, как же, как же! Знала я одного такого речистого! Песни сладкие пел, да про любовь вечную рассказывал! Да так, что позабыла я и про стыд и про честь, всё к ногам его кинула, всё за любовь отдала! Да только любви его на один месяц и хватило! А после женился он, да вот только не на мне!

Марья засмеялась хрипло, высоко запрокидывая голову и хватая себя руками за горло, будто ей не доставало воздуха.