Абуджайская шаль

— Петуха! — ликуя, вскричал священник, — Пелагеюшкиного петуха зарубил, как есть вчистую! А не шастай в мой двор! У меня куры-то — порода! А ейный плюгавый кавалер, курочек моих топтать повадился! Ну, я ему голову-то и снёс! А вы что же, Николай Дмитриевич, нешто в убийстве Макарки меня заподозрили? — и он зашёлся мелким заливистым смехом, шустро прыгая со стола и панибратски хлопая остолбеневшего Николеньку по плечу.

Николенька почувствовал, как горячая волна быстро заливает его лицо пунцовою краской.

— А ведь каков! — продолжал веселиться отец Никон: это ведь вы! — говорит, а мне и невдомёк о чём он! — я, говорю, а то кто же?

Его зловредное хихиканье острыми иглами впивалось в Николенькино самолюбие. Молодой человек внезапно почувствовал страстное желание ударить служителя церкви, да так, чтобы тот замолчал надолго! Из пунцово-красного цвета лицо Николая сделалось мертвенно бледным, а ладони сами собой сжались в крепкие кулаки.

— Будет вам, батюшка, над ребёнком-то изгаляться! — наконец не выдержала Дарья Платоновна, — ошибся мальчик, с кем не бывает! А вы уж его сразу и на смех!

От защитной речи матери, где прозвучало ребёнок и мальчик Николеньке стало совсем худо.

Но отец Никон неожиданно дружелюбно взял его под руку.

— Э-э, да бросьте вы, Николай Дмитриевич, чего уж вы так разобиделись-то? Я, чай, тоже сердит на вас был, за такие-то злые наговоры! И — ничего! Посмотрите-ка лучше, какую штуковину, я вам отыскал! — и он показал металлический предмет, только что выуженный им из-за дверцы старинных часов.

— Это, братец вы мой, знак, так сказать высшей власти — скипетр!

— Для чего же он? — полюбопытствовал Дмитрий Степанович, оторвав внимательный взгляд от древней рукописной книги.

— Да что вы, батюшка наш Дмитрий Степанович! — всполошился отец Никон, — а ежели вас завтра на Совет призовут? Вам же непременно надо при параде быть! Вы, чай не страну даже — планету нашу перед мирами иными представлять должны! А к слову сказать, тут одёжа нарядная да дорогая ни к чему — не поможет! Ведь ежели вы свой парадный мундир оденете, так, к примеру, озёрные жители всё одно по достоинству оценить его не смогут. Не принято у них в мундиры яркие рядиться — не поймут! А в Стране Горящего Камня так и вовсе одёжи не носят! Какие уж там одёжи, когда и не поймёшь вовсе, где у них голова, где ноги?! Другое дело, ежели при вас скипетр! Тут уж сразу видно — не простой гость прибыл — Видящий из-за границы пожаловал.

Отец Никон величественно взмахнул скипетром и торжественно присел в реверансе, приподняв длинный подол засаленной рясы.

— Вот эдак встречать вас будут — с реверансами! В Совете такую штуковину каждый имеет, по ней-то и отличают Видящего от простого смертного!

Отец Никон любовно погладил скипетр по гладкой, полированной поверхности.

— Его Софья Михайловна, царствие ей небесное, завсегда в этих часах хранила! Только ключик у неё был, а нынче вот, вишь — затерялся! И ведь как знала Старая Барыня, что усадьбе скоро конец, незадолго до пожара часики эти, вместе с книгами во флигель снести велела!

Отец Никон неожиданно пустил скупую слезу, и не найдя чем утереться, с благодарностью принял от Дарьи Платоновны белоснежный кружевной платочек.

— Святая женщина! — неизвестно в чей адрес произнёс батюшка, трубно сморкаясь в предложенный платок и утерев им же вспотевший лоб, заключил, — на сто шагов вперёд видела, храни господь её душу безгрешную!

После чего отец Никон бережно передал драгоценный жезл Николеньке, тут же подтолкнув его к пёстрому полотну, которое с таким вниманием доселе изучала матушка. При ближайшем рассмотрении это оказалась очень подробная карта с изображением здешней местности.

— А вот! — с восторгом продолжал отец Никон, — извольте-ка взглянуть — карта имения нашего! Здесь — всё! До каждого пенёчка, каждого кустика всё как есть обозначено!

Дмитрий Степанович и господин Мюллер, оставив свои странные изыскания, тоже подошли взглянуть и вскоре все пятеро дружно сидели за большим письменным столом вокруг разложенной карты испещрённой таинственными письменами и знаками.

— Вот оно, царство наше! — любовно провёл ладонью по неровной поверхности старинного холста Генрих Карлович.

— И царство и тюрьма! — тотчас откликнулся отец Никон.

— Отчего же тюрьма? — недоумённо вскинул брови Дмитрий Степанович.

— Да оттого, что пришельникам нельзя покидать границы имения, — пояснил священник, — ежели только по особому соизволению Видящего, да и то — ровно как пёс на поводке!

— А вы разве не человек?! — потрясённо спросил Николенька.

— Отчего же?! Человек, как есть человек! — снова мелко захихикал отец Никон, — я-то человек, а вот супруга моя, кто не знает, пришлая, и детки, стало быть, как здесь родились, так тут и помрут, нет им хода отсюдова — никуда и никогда!

— А разве можно людям с пришельниками-то венчаться? — строго вопрошала Дарья Платоновна.