Но Кая вмешалась. Из-за этого Паул чуть не умер там, в тюрьме, а ведь всё могло быть куда проще. Те браслеты снялись довольно легко, во всяком случае, чернокнижнику на это понадобилось чуть больше двух часов… А вот сейчас, скорее всего, понадобится куда больше времени, и не только на снятие, но и на восстановления после. Это было тем, за что он вполне мог бы проклясть эту девчонку.
— Картер… Ты идиот, каких ещё свет не видывал… — устало буркнул маг. — Почему я ещё с тобой вожусь? Вот скажи мне, пожалуйста… когда я тебе объяснял, что браслеты можно снять с помощью золотой цепочки, ты чем слушал?
Эрик пожал плечами. Если говорить честно, ему иногда самому казалось, что он не выдержит ворчливого Паула, впрочем, если тот что-то и говорил, то это было действительно оправдано. Только вот золотой цепочки у Картера не имелось. Украшений у Милены было совсем немного, да и были это всего-то два или три металлических колечка… На большее денег у них не было…
— Ладно… — тяжело вздохнул Паул. — А когда я тебе говорил, куда положил украшения леди Траонт, которые украл три года назад?
Эрик вздрогнул только от упоминания имени этой женщины. Джулию он ненавидел, хотя, наверное, ненавидеть стоило себя за ту глупость, из-за которой погибла Милена, его младшая сестрёнка…
Маг вздохнул снова и отвернулся к стене, показывая, что говорить с другом сейчас не намерен. Тот поставил поднос с едой на тумбочку и, стараясь не шуметь, вышел. А Паулу хотелось только убить ту девчонку, Каю Файр, которая была причиной части несчастий, посыпавшихся на голову чёрному магу.
Несчастия… Всё было бы ничего, если бы дар магии не мог отняться у него из-за нервного и физического истощения… Дар нужен был ему сейчас. Сейчас больше, чем когда-либо. Исследование, которое должно было открыть ему, что же случилось тогда — в момент раскола мира на три части, — было под угрозой… Он уже смог открыть вид магии, который не был известен ему до этого, только этого было мало. Ни одного человека, владевшего ей, он не знал. И не мог знать. Говорили, очаги магии сохранились только в руинах старых храмов, только вот нужно было найти именно тот храм. Где Паул мог отыскать таковой? И как он мог искать его сейчас, если невозможно было даже пошевелиться?
Чернокнижник ненавидел, когда ему мешали, и Кая была не исключением. Сейчас он был готов просто убить эту девчонку, что помешала ему несколько недель назад сбежать из тюрьмы, хотя ещё какое-то время назад она ему даже нравилась — тихая, спокойная, бессловесная. Но она сейчас была далеко, а маг чувствовал себя настолько неважно, что думать о том, чтобы как-то отомстить этой девчонке, было как-то глупо. Он не мог сейчас отомстить ей. Нужно было думать об этом позже, сейчас же нужно выжить, выздороветь, чтобы заняться тем, чем он хотел заниматься до революции, устроенной Эриком…
***
Воспоминания могут приносить и радость, и боль, и равнодушие, накатывающее с такой силой, что становится просто страшно. Пустота кажется и пыткой, и убежищем. Ощущения сплетаются в диком танце. Каждая мысль отдаётся болью, но не думать просто невозможно…
В тот день, когда всё началось, девушка даже подумать не могла, какой станет её дальнейшая жизнь. Она была племянницей короля, она была никем, ничтожеством, за которым постоянно следили. Ни одного неверного шага позволить себе было нельзя. Это обернулось бы полнейшим крахом, гибелью. Разве могла подумать девушка о том, чтобы как-то измениться, преобразить свою жизнь? Сейчас ей казалось, что не так уж и глупо она поступала. Тогда она была чистой, невинной и доверчивой девушкой, которая могла бы выйти замуж за какого-нибудь генерала, родить ему с десяток ребятишек и изредка появляться в обществе. Сейчас она стала светской львицей, которую принимали на любых балах, в любых салонах, на любых встречах. Считалась красавицей, только вот полюбить её теперь вряд ли кто-то мог. Таких, как она, презирали и боготворили одновременно. Дамы фыркали, только увидев её, а мужчины брезговали, но, однако, от этого не менее жарко шептали по ночам слова любви. Впрочем, только по ночам. На большее она рассчитывать не могла. Теперь — тем более. Любовница короля… Таких вообще в обществе ненавидели. Что она могла сделать?
Раньше всё было проще — именно к этому выводу сводились все размышления девушки о том, что она не могла поступить иначе. Могла. Просто хотела вырваться из привычного ей ада в ад куда более страшный. Ад, полный золота, красивых приёмов и слов… Ад, из которого ей уже не выбраться в этой жизни, разве что после смерти… Муки одиночества не проходили, пришли к ним только ещё и муки совести. На душе, почему-то, всегда было тяжело, что бы она не делала….