Аччелерандо

Еще больше линий-воспоминаний сходятся в точке настоящего момента.

Империя Кольца – огромное скопление самовоспроизводящихся роботов, которых Эмбер собрала на низкой орбите Юпитера и подкармливает кинетической энергией вместе с массой маленькой луны J-47-Барни, тем самым обеспечивая стартовую платформу для межзвездного зонда, который помогают ей строить папины деловые партнеры. Здесь же – ее судебная резиденция, ведущий юридический центр внешней Солнечной системы. Эмбер здесь королева, арбитр и повелитель, а Садек – ее судья и защитник.

Истец, которого Эмбер знает только как радарную вспышку в тридцати световых минутах от нее, подал иск в ее суд, обвиняя в уйме преступлений наполовину наделенную разумом финансовую пирамиду, которая прибыла в пространство Юпитера двенадцать миллионов секунд назад и в настоящее время, похоже, настроена на преобразование всех других разумов в регионе в свой особый мем-сет. Рой контратакующих многопоточных встречных исков, утверждающих в свою очередь, что данное световое пятнышко повинно в нарушении авторских прав, патентов и кодекса коммерческой тайны, требует теперь повышенного приоритета ее внимания и рассмотрения вопроса о намерениях нарушителя.

Прямо сейчас Эмбер нет дома в Кольце, чтобы лично выслушать дела. Она оставила Садека разбираться с упрямой механикой ее правовой системы – специально выстроенной так, чтобы сделать корпоративные судебные разбирательства занозой в чьей-то заднице, – и на пару с Пьером рванула с дипломатическим визитом в другую колонию у Юпитера, в Детскую Республику. Республика, семенем которой был корабль-приют Фонда Франклина «Эрнест Алый», за четыре года выросла в шипастую снежинку трех километров в ширину, и из ее сердцевины выглядывает медленно растущий цилиндр О’Нила [97]. Большинству на космической станции меньше двух лет от роду, но, несмотря на это, они уже пополнили ряды борганизма Фонда.

На склоне холма, притулившегося на внутреннем краю вращающегося цилиндра, – площадка, вымощенная чем-то похожим на грубый мрамор. Небо – бездна тьмы в вышине, медленно вращающаяся вокруг центральной оси, выстроенной на Юпитере. Эмбер лежит в плетеном кресле, вытянув перед собой ноги и закинув руку на лоб. Изысканные яства на столах вокруг нее если не съедены целиком, то хотя бы надкусаны. Сытая и сонная, Эмбер гладит кошку, свернувшуюся у нее на коленях. Пьер не с ней – надо думать, осматривает одну из экспериментальных экосистем-прототипов, выстроенную борганизмом из чистого интереса; но Эмбер о нем не волнуется. Она только что отлично поела, у нее нет судебных исков, о которых стоит беспокоиться, и дома все идет в установленном порядке; в общем, такое блаженное времечко стоит еще поискать.

– Ты поддерживаешь связь с отцом? – спрашивает Моника.

– Хм-м-м. – ИИНеко тихо мурлычет, и Эмбер гладит ее по боку. – Мы переписываемся по электронной почте. Иногда.

– Я просто интересуюсь. – Моника для местных боргов – истинная мамочка. Она стройная, кареглазая, и у нее умиротворяющий голос, в котором отголоски йоркширского английского перемешались с наречием Силиконовой долины. – Знаешь, я получаю от него весточки. Время от времени. Теперь, когда Джанни Виттория ушел на пенсию, ему особо нечем заняться. В общем, он подумывает перебраться сюда.

– Сюда, на перийовий? – Эмбер встревоженно открывает глаза. ИИНеко утихает и обвиняющим взглядом буравит Монику.

– Не беспокойся, – с улыбкой отвечает та. – Думаю, он не станет учить тебя жить.

– Но здесь… – Эмбер садится. – Черт, – тихо говорит она. – Что на него нашло?

– Лихорадка средних лет, как говорят мои соседи со дна гравитационного колодца. – Моника пожимает плечами. – На этот раз Аннет его не остановила. Но он еще не решился рвануть в путешествие.

– Что ж, хорошо! Тогда он, может, и не… – Эмбер замолкает. – «Не решился»? А это еще что значит?

– Он подумывает выгрузить себя.

– Да ну! – вырывается у Эмбер. – Вот это точно вряд ли. Папа выгорел.

– Он полагает, что получит запал обратно, если оптимизирует себя для новой среды. – Моника загадочно улыбается. – А я уже ему говорила, что это все, что ему нужно.

– Я не хочу, чтобы мой отец приставал ко мне. Или моя мать. Или тетя Нетти и дядя Джанни. Так, памятка иммиграционному контролю! Никаких прав на въезд для Манфреда Масха или других названных лиц без разрешения через секретаря королевы.

– Что он такого сделал, что ты так нервничаешь? – лениво спрашивает Моника.

– Ничего, – протягивает Эмбер со вздохом. – И не подумай, что я какая-нибудь тварь неблагодарная. Просто он такой экстропианец, что мне даже неловко. Вся нынешняя мода ведь считалась симптомом апокалипсиса в прошлом веке – помнишь?

– Сдается мне, в подобных вопросах он опережал все человечество, – замечает весь Фонд Франклина устами одной Моники. Эмбер отворачивается. А Пьер бы понял, думает она. Пьер бы понял ее отвращение к появлению Манфреда. Пьер тоже хочет занять свою нишу, не оглядываясь на родителей, хотя и по совсем другим причинам.