Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 2, 1926-27 годы)

АА считает, что Волошин историей дуэли совершенно себя скомпрометировал. И, казалось бы, скомпрометировав себя так (до того, что ему пришлось навсегда уехать из Петербурга: его здесь не хотели принимать ни Вячеслав Иванов, ни Анненский, ни другие), Волошин по отношению к Гумилеву, а после смерти Гумилева — к его памяти, должен был держаться крайне осторожно и, казалось бы, стремиться загладить свой поступок. И вместо этого Волошин двуличничает до сих пор: пишет (после смерти Гумилева) о пощечине, которую дал ему, и посвящает ему посмертное стихотворение. Перемывает (см. материалы Горнунга) косточки о "Жиль де Реце", рассказывает ложный вздор о примирении Гумилева с ним в 21 году и т. д., и т. д. Примирения не было: Лозинский рассказывает, что Гумилев на его вопрос, действительно ли он примирился с Волошиным, коротко ответил: "Мы при встрече подали друг другу руку". Если Волошин думает, что, встретившись с ним в 21 году — через десять лет после дуэли — и не отведя руки в сторону, Гумилев помирился с ним, — то это доказывает только наглость Волошина и ничего больше.

Хорошо, что А. Толстой, свидетель всей истории дуэли, жив и что его можно спросить обо всем; сегодня Толстой мне подробно рассказал все, и мне очень важно его сообщение. Не будь его — Волошина трудно было бы изобличить, тем более, что он сумел создать себе в Москве целые кадры "защитников".

Сегодня утром к АА явилась неизвестная дама. Сказала АА, что пришла к ней узнать, не родственники ли ей те Ахматовы, которые когда-то жили в Москве, и не родственники ли ей те (назвала по фамилии), которые живут в Москве сейчас и приходятся родственниками московским Ахматовым. И объяснила, что она впала в крайнюю бедность и надеялась, что АА, по родственным отношениям, окажет ей материальную помощь. АА ответила, что никакого отношения к названным лицам она не имеет и что дама направлена к ней, вероятно, по недоразумению, потому что АА сама находится приблизительно в таком же материальном положении. Дама, тем не менее, стала просить у АА денег, и АА дала ей один рубль из трех, имевшихся у нее. Дама рассказала, что увидела фамилию АА на афише о вечере 10 мая и тогда же узнала у А. В. Ганзен ее адрес.

Я убежден, что вся история этой попрошайкой выдумана и что завтра она пойдет еще к кому-нибудь — к Сологубу, что ли — и будет спрашивать — не родственник ли он графа Сологуба... Вот еще "польза", принесенная АА вечером 10 мая.

А о вечере 10 мая можно еще вот что сказать: я уже записал раньше, что к АА приходил Борисоглебский (М. В.) и не приглашал АА выступать потому что знал, что она выступать не будет, от имени Союза писателей, в пользу которого устраивается этот вечер, а просил ее разрешения поставить ее имя на афишу (для спекуляции ее именем, конечно). АА была крайне недовольна; но, не желая противодействовать Союзу, согласие вынуждена была дать (уверен, что АА считала себя одолженной Союзу, который в прошлом году дал ей пятьдесят рублей на лечение).

Афиши были расклеены, дважды печаталось извещение в газетах; вот второе: "Вечер писателей. В предстоящем сегодня в Филармонии вечере всероссийского Союза писателей, помимо ленинградских писателей: А. Толстого, Л. Сейфуллиной, Ахматовой, Зощенко, Сологуба и др., выступит прибывающий из Москвы Булгаков, автор "Дьяволиады" и "Роковых яиц". ("Красная вечерняя газета", 10.05.1926).

Вечер прошел с небывалым успехом. Публики было несметное, доныне небывалое количество. Сологуб и Сейфуллина на вечер не пришли (Сологуб был болен). Публика кричала: "Даешь Ахматову!" и "Даешь Сейфуллину!"... Сбор небывалый: 600 рублей (чистого сбора). И опять же — хотя АА и очень спорит со мной — я убежден, что такой сбор сделало именно ее имя на афише, — так мне говорили все, кто был на вечере. Публика так настаивала на выступлении Ахматовой, что Ганзен умоляла Замятина (участвовавшего в вечере) доставить Ахматову на вечер во что бы то ни стало. Л. Н. Замятина, желая избавить Евгения Ивановича от неприятного поручения (ездить к Пунину, с которым он в натянутых отношениях, и ездить, конечно, безуспешно), стала звонить АА по телефону из Филармонии. К телефону подошел Пунин и не догадался сказать, что АА в Шереметевском доме нет. АА пришлось подойти (Л. Н. , в конце концов, просила АА только приехать показаться публике, не читать... Но разве это возможно?) и наотрез отказаться от мольб Л. Н. о приезде АА на вечер. АА это было тем более неприятно, что упрашивала ее именно Людмила Николаевна, к которой АА так хорошо и дружески относится.