Ад-184

Помню этот день очень хорошо. Мне тогда 12 лет было. На фронт уходило трое мужиков из нашей деревни. До военкомата из деревни 15 км. И вот мы, все три семьи, и шли пешком всю дорогу вдоль железной дороги по путям. Было лето, август, жарко, мама была беременна четвертым ребенком. Он (Николай) родился в октябре 1941 г., так и не увиделись они с отцом. Весь путь почти молча прошли — знали, куда отца провожаем. Потом только одно письмо — фронтовой треугольник — от него получили. И хотя письмо не сохранилось, помню его очень хорошо. Листок был проткнут в нескольких местах карандашом, всего пять строк: „Пишу вам письмо на пеньке перед боем. Со мной все хорошо. Не переживайте. Я в огне не сгорю и в воде не потону..

Помню еще строки из песни, которую отец, гармонист, часто пел: „Вот умру я, умру, похоронят меня, и никто не узнает, где могилка моя. Вот только через 70 лет мы узнали, где погиб и похоронен наш отец. Оказалось, совсем рядом от своей малой родины».

Дед — наша гордость!

Из воспоминаний Фоминова Евгения Тимофеевича (Витебская область, Беларусь), внука брата красноармейца Фоминова Порфирия Петровича (1921–1942, лазарет № 2).

«Я внук родного брата Порфирия Фоминова, Фоминова Тимофея Петровича. Спасибо огромное за то, что нашли брата моего дедушки!!! Столько лет он был пропавшим без вести. Жаль, дед не дожил до этого дня, ведь у него пропало без вести на этой проклятой войне три родных брата. Из пятерых остались в живых мой дедушка и его сестра бабушка Домна. Дед говорил, что его видели, когда пленных солдат вели фашисты, куда их вели, никто не знал. Еще раз спасибо, планируем в этом году поехать в Вязьму на место захоронения. Жаль, не нашли раньше, у нас и фотография его есть, могла тоже на памятнике быть, жаль. Он погиб в лазарете № 2.

Фоминов Порфирий Петрович, 1921 г. р., в 1939 г. был призван в ряды вооруженных сил, последнее письмо получили, в котором он написал: отступаем, будем проходить около дома, зайду.

Деревня Осиновка, откуда он родом, находится около Витебска на трассе в Оршанском направлении, т. е., в направлении Москвы.

Видимо, он попал в плен в районе Витебска, раз домой не зашел, или не было возможности зайти. Этот район настолько полит кровью солдат, что на каждом километре братские могилы, а сколько лежит безымянных — неизвестно.

У моего дедушки было три брата и сестра, только мой дедушка и сестра остались живы.

Один брат, Фоминов Яков Петрович, был пленен в Витебске, находился в немецком лагере „Пятый полк“, где, видимо, и был расстрелян (считается пропавшим без вести), Фоминов Порфирий Петрович погиб в Вязьме (тоже считался пропавшим без вести), Фоминов Николай Петрович в 17 лет пошел на фронт во время освобождения Беларуси, был разведчиком, так как в оккупации выучил немецкий и свободно на нем разговаривал.

Последнее письмо прислал из Прибалтики, написал, что бьем фашистов и что представлен к ордену Славы (пропал без вести).

Съездили мы тогда в Вязьму, не знаю, как сказать, хорошо или плохо, мы ведь ездили почтить память дедушки, которого так долго искали. Сына моего зовут Тимофей, ему поездка понравилась.

Единственное, не понимаю отношение властей Вязьмы к благоустройству захоронения около госпиталя, не очень большие деньги нужны, чтобы спланировать эту территорию, оградить и хотя бы посеять траву, и установить культурную мемориальную табличку, если нет денег. Или давайте проведем акцию, соберем родственников, приедем с лопатами и сами наведем порядок, ну нельзя же, чтобы на костях наших воинов был такой бардак, не для того они жизни свои положили, чтобы их потомки так относились к их праху.

По поводу массовых захоронений защитников страны я думаю — их не только нельзя забывать, о них надо всегда помнить и поддерживать в надлежащем состоянии.

У страны, не знающей своего прошлого, нет будущего. Надо нашим детям, внукам показывать это все, чтобы они знали, что такое война и как это страшно.

У меня сын, когда начинает ныть, я ему говорю: вот ты в тепле, сытый, обутый, и ноешь, а прадеды твои в концлагерях военных на снегу спали, и бураки гнилые ели, и не ныли. Знаете, действует на него: что он, хуже своих предков, потерпеть не может?

У жены дедушка тоже ведь в концлагере погиб в 1942 г., „Шталаг-17А“, Кайзерштайнбрук, его сынок родился в конце 1941 г., а его отец погиб в феврале 1942 г., и он даже не знал, что у него сын родится. Он попал в плен в Гомеле в июле 1941 г., сразу был в „Шталаге-318“, Ламсдорф, потом перевели в „Шталаг-17А“.

Кстати, австрийцы поддерживают в порядке это захоронение, никто ничего не пытается уничтожить. Они могут поддерживать порядок на могилах наших солдат, а мы не можем…